Занавес, господа! - [45]

— Тут не все очевидно, — уклончиво заметил я.

— Как это так не очевидно?! Ты ж мне сам здесь про убийство лепил! — возмутился Леха. — А теперь получается, что тебя, может, жена того бедолаги подослала, что б за ним следить, а?

— Меньше дурацких книжек читай! Я тебе что сказал? Машина эта, похоже, связана с убийством. По-хо-же! То есть еще не выяснено. То есть, может, — да, а, может, — нет. Вот и надо выяснить. А если бы оказалось, что связана, а вы с Паком в молчанку играете, клиента опекаете и мужскую солидарность проявляете, то так солидарно и пошли бы в соучастники.

У Лехи стало такое выражение лица, словно он собирался произнести "Чур, меня, чур, меня!"

— Ладно, — успокоил я, — если ничего не наврал… — Леха протестующе замотал головой. — … то считай, что тебе крупно повезло. Но о нашем разговоре никому ни слова. Даже Паку. Только если в милицию вызовут. А мужика того, кстати, признать сможешь?

— Да запросто!

Я залез в сумку и вытащил конверт с фотографиями всех членов компании Кавешниковых. Отобрал мужские фото, разложил на коленях и еще не успел даже слова произнести, как Леха воскликнул:

— Так вот же он!

И ткнул пальцем в фотографию Евгения Борисовича Струева.

Глава 12

Товарищи по искусству решили, что выбрали самый подходящий момент. Подбиваются планы на новый сезон, а Вера Аркадьевна Кавешникова еще не успела обзавестись влиятельным зятем. Да уж, нашли времечко, долго искали. Истинный театр! Вышли на сцену, а там вместо первого министра двора — покойник в гробу. Представляю, как они перепугались, узнав, что за несколько часов до их сходки Потоцкого убили. Правда, пока удается держать в секрете, где именно его убили, а то кое-кого и кондрашка могла бы хватить. Всякий разумный человек провел бы здесь параллели. Мы и провели. Пусть теперь революционеры от театра благодарят любопытную девицу, у которой дома сломалась швейная машинка. Она — их алиби.

Мой урожай вчерашнего дня — отсохшая ветка на древе следствия. Сегодня рано утром, когда мы собрались у Земцова, историю с письмом отсекли, как ненужный отросток. Ребята Земцова проверили всю нашу компанию, включая, думаю, и меня, от момента зачатия. Ничего, за что бы глазом зацепиться. Разве что сын Елены Витальевны. Кто его отец — полный мрак. Но уж во всяком случае не Глеб. По возрасту не подходит. Автомастерские они тоже по всему городу успели прошерстить. Редкая оперативность, но результат — ноль.

И тут на сцену вышел Погребецкий и всех сразил своим уловом. И по поводу книги Глеба, и по поводу денег от английских издателей, и, конечно, по поводу машины Кавешниковых. Последнее сейчас — самое простое. Евгений Борисович — вот он, под рукой. А книга и деньги… Какое отношение к убийству имеет книга? А деньги? Денег в квартире Глеба нашли долларов семьсот и немного в рублях. Судя по информации, которую Игорь принес, получить Глеб должен был денег значительно больше. Искать счета в банках — не так просто, как кажется. Иван аж весь искривился: нужно банк найти, потом санкцию прокурора вытребовать, что б до счета допустили, нужно, что б банкиры, изображающие из себя невесть что, кочевряжиться не стали… В общем, сплошная морока, которая вполне может завершиться громким хлопком мыльного пузыря.

Но все равно у Игоря полные сети. Хорошо, что Иван — мужик нормальный. Другой на его месте пальцы бы стал гнуть, а он сказал: "Погребецкий, это здорово" и вздохнул. У него, у Земцова, помимо Потоцкого еще несколько дел, а людей и сил как всегда не хватает. Это я еще помню по милицейскому прошлому, из головы не выветрилось. Вот эта книга. Может, абсолютная пустышка, а, может, ключ от тайного хода. Поди догадайся. Наш Славик обещал вытащить из своей компьютерной картотеки все адреса издателей — кому-то ведь Потоцкий отдал свою рукопись-сюрприз. Пусть теперь Земцов скажет спасибо за добровольную помощь. И он сказал. Авансом.

Но Евгений Борисович Струев с машиной Кавешниковых — это уже не аванс. Я как узнала — прямо обомлела. Ведь тихоня и пластилин — что он там такое выдал? Земцов сказал, что в тихом омуте черти водятся, а я сказала, что черт может оказаться вовсе не чертом, а чертовым хвостом, и надо еще крепко разобраться, кто этим хвостом крутит. Я думала, Иван начнет спорить. А он не стал.

Сегодня наконец разрешили похоронить Глеба. В полдень началось прощание. Народу собралась прямо толпа, слов наговорили много и все — хорошие. Понятно, что на похоронах плохое не говорят, но мне показалось, что никому и не хотелось. И это несмотря на то, что хоронили критика.

Единственная родственница Глеба — младшая сестра с маленьким мужем и двумя долговязыми сыновьями — все время плакала. А Вера Аркадьевна — молодец, старалась держаться, только ходила с полузакрытыми глазами, и Сергей Павлович постоянно давал ей какие-то таблетки. Потом были поминки в Доме актера, и какой-то импозантный тип в черной рубашке и почему-то с галстуком-бабочкой провозгласил, дескать, будь проклят тот человек, который поднял руку на Глеба, и то место, где Глеб увидел свой последний миг. При этом он картинно вскинул руку, словно держал не рюмку, а торжественный кубок, и, трагически сдвинув брови, выплеснул содержимое себе в рот. Вера Аркадьевна совсем закрыла глаза и у нее затряслись губы. А я подумала: какое везение, что пока удается держать в тайне, где именно увидел свой последний миг Глеб.