Заначка Пандоры - [16]

— Подожди минутку, — ее пальцы тряслись, кончик сигареты не попадал в пламя.

Я прикурил ей, наблюдал сбоку, как она грызет фильтр. «Ты вполне мог бы увлечься этой женщиной, — сказал внутренний голос. — В другом месте, и в другое время». Именно в ту минуту, когда, поникнув худенькими плечами, она приютилась на краю деревянной трибуны и прислонилась ко мне, он это и сказал. И я не нашел, что ответить. Мимо неуверенно гарцевали начинающие всадники, две дамы в черных очках, облокотившись о перила, что-то подсказывали своим чадам. Наверное, советовали держаться прямее.

— Я постараюсь тебе объяснить… — она неловко выдохнула дым. — Даже не знаю… Просто поверь мне. Так получилось, я им нужна. Из-за долбаного немецкого, у меня английский почти отшибло, перестаю соображать совершенно… Я боюсь одна ехать!

— Успокойся, я тебя не брошу. Ну не плачь, я прошу тебя! А куда ехать-то нужно? — Я протянул ей платок.

Две вещи остались при мне — платок и паспорт, прелестный дорожный комплект.

— В Мексику.

— Так… Хорошая идея. А если нет?

— Нельзя отказаться. Он обещал, — кивок в сторону машины, — что я смогу выздороветь.

— Выздороветь? А что с тобой?

— Диабет.

Она, тоненькая, опухшая, поглядела на меня искоса проверяя реакцию. Макушка ее пахла порохом.

— Ты разве не заметил? Я колюсь, много раз в день.

— Я понятия не имел. И этот бандит берется тебя вылечить?

— Он рассказал мне такие вещи, которые известны мне одной, никому больше… А ты хоть представляешь, что такое диабет? Зависимый диабет? — вскинулась она. — Ты представляешь, что меня ждет в будущем? И сколько я могу, вообще, прожить? Ты вот меня спросил вчера о ребенке, а я наврала, что не хочу. Я была беременна, но начала слепнуть и пришлось избавляться.

Отвернулась.

— Хорошо, хорошо, — я не решался к ней притронуться. — Если ты так веришь, ладно… Но ему-то что от тебя надо?

Не верится, что ей позволят от болячек помереть. И мне заодно, чего уж тут мелочиться. Татуированный, судя по роже, прихлопнет, как муху, и не моргнет.

Щелкнула дверца. Старик и шофер вышли из машины, не выпуская Инну из виду. У обоих застывшие, дубленые лица, чужие, точно у инопланетян. Никто не улыбался. Черные амбразуры глаз, черные тугие косички на затылках, полное отсутствие эмоций. Старый поставил свой пакет между ног, извлек тоненькую трубочку, кисет. Непонятно они себя вели… По идее, в городе давно должен быть введен план перехвата и, если уж удалось чудом проскочить, не следовало прохлаждаться и выставлять себя напоказ. Рано или поздно кто-нибудь из дисциплинированных бюргеров сообщит в полицию. Молодые помощники прикрывали деда, пристально следя за дорогой. Отсюда, с трибуны, до них было метров десять, и я подумал, что могу успеть: самого опасного сделаю ножом, второму выбью глаз камнем… Затем Инку в охапку — и в кусты. До старухи с барбосом метров тридцать по прямой. Если ключи от минивэна в замке, есть неплохой шанс оторваться, позвать на помощь, поводить их за собой хотя бы минут десять… Смело, но бестолково, с чего начали, тем и закончим. Пеликан меня поймет, но не одобрит. Ладно, сказал я себе. По крайней мере впереди не Антарктида.

— Но у нас нет мексиканской визы, — робко напомнил я.

— А ты поедешь со мной?! Ты просто представить себе не можешь, как это здорово! Это же самая-самая мечта, я уже верить перестала, что она сбудется!

Сколько радости детской, с ума соскочить можно.

— У нас ничего нет для такой дороги, надо купить много… — Я искал, как добраться до телефона. — Мое барахло у тебя осталось. И кроме того… Нас будут искать, надо предупредить…

— Они всё сделают, — затараторила она, — и денег дадут, и всё купят. Но домой нельзя, нас поймают. И звонить никому нельзя.

— Кто тебя поймает?

— Как только я сама разберусь, я тебе расскажу. Честное слово!

— Черт с ним! По крайней мере что мы там будем делать?

— Ждать!

Она помахала рукой старику. Он прекратил набивать трубку и дружелюбно помахал в ответ. Водитель тоже откликнулся, приподнял панаму. Когда он ухмылялся, хотелось отвести глаза, потому что оба шрама, тянувшиеся через левую щеку к горлу, стягивали его милую физиономию на сторону.

— Чего ждать?

Она повернулась и коротко поцеловала меня в губы.

— Я тебе безумно благодарна. Я очень хочу, чтобы ты поехал со мной, мне так страшно… Но я не заплачу, если ты откажешься. Они предупредили, что за твою жизнь не отвечают.

Она встала и сделала шаг к машине. Шофер отшвырнул окурок и вернулся за руль. Дед курил, выдыхая сизые табачные облака. Под солнцем я сумел его более-менее рассмотреть.

Под непроницаемыми темными щелками набрякли мешки. Многочисленные морщины прорезали коричневую кожу. Узкая грудь, худощавые ноги в свободных белых брючках и легких сандалиях. На щиколотке, там, где заканчивалась штанина, поблескивал свисающий краешек браслета. Сколько поколений его предков насиловали европейцы? Или, напротив, ему удалось сохранить чистую кровь? Я представил такие же глаза в завесе дыма четыреста лет назад, когда запыленные, испуганные воины спешили доложить вождю о кровожадных белых людях, вышедших из больших лодок. Подобно изваянию, стоял его предок, глядя с вершины ступенчатой пирамиды на огонь и дым, окутавшие его страну. Не в силах остановить кошмар, он втайне решал, как спасти главное…