Замыкающий - [20]

Шрифт
Интервал

В дверь послышался плаксивый крик Андрея:

– Батя, батя, папа… Ну ты че… Я че сказал-то?..

Наталья вытерла слезу и серьезно посмотрела на Сергея.

– Женя, иди успокой отца…

Наталья боялась этого разговора, она вообще часто ловила себя на мысли, что побаивается своего старшего сына. Но говорить было нужно. Долг ее, материнский, велит.

– Сережа, я хочу поговорить с тобой.

Юлька дернулась уходить, но Наталья властно остановила ее:

– Слушай, ты на таком же положении. Я, конечно, старуха неграмотная, может, никудышняя. Но я мать твоя, сынок. У меня сердце-то болит. Еще такого не бывало, чтобы мать своему дитю худо пожелала. Скажи мне, сынок, что у тебя в семье?

– Мама, – досадливо сморщился Сергей. Но он понимал, что нельзя обидеть мать и отмахнуться от этого разговора. Он понимал, что она долго решалась на него. Но что она могла знать о нем? Он сам-то себя не знал.

Наталья взволнованно вздохнула и ясно посмотрела на сына. Сергей отвел глаза.

Наталья сгорбилась.

– Как знаешь. Вы у меня грамотные. Что ты, что Юлька. Эта тоже убежала от мужа. А что она может? Кабы не мать, то и сынок бы ее с голоду помер.

Юлька зло бросила вилку на стол и плаксиво крикнула, раздувая ноздри:

– Я знаю, что вам не нужна. Мешаю, да? Места вам жалко! Я уйду с Витенькой. Найду квартиру и уйду. Лучше уж в подъезде жить… – плача кончила она и, с грохотом отшвырнув свой стул, убежала. Наталья замолчала. Сергей поковырял вилкой сало и встал. Вернулся Семен. Сел за стол, переводя дух.

– Ну что ты, Сема, – вздохнула Наталья. – Что ты бесишься? Ведь не сам он эти пули придумал. Он только читал про них.

– Не может, мать, таких пуль на свете быть, – тяжело дыша, ответил Семен. – Не может человек так друг дружку губить. В сорок пятом мы что думали, когда ружья бросали? Все. Последняя война. Страшнее уж не бывает. Они вон че, молокососы, говорят. Вон они о чем думают.

– Сема, они-то тут при чем? Чужой дядя где-то опять маракует.

– А ему интересно, да? – не унимался Семен. – Мы их растили, кормили, учили. Вот, скажут, чему их родители научили. Это он про такую смерть, ровно семечки щелкат, говорит. И не призадумается…

– Призадумается, будет срок, – печально ответила Наталья. – Шарахнет над башкой, дак призадумается.

– Ишь, упражняются! А? Мне, поди, в окопе на немца и не снилась такая смерть. Я бы, может, и не пожелал ему такую страсть.

«Милые вы мои старички, – грустно подумал Сергей, разливая вино по рюмкам. – Где же вы у меня так сохранились? Два цвета в жизни: война – плохо, мир – хорошо. Это – добро, это – зло».

– Давай, отец, выпьем. За вас с мамой.

Семен принять рюмку с вином не смог. Рука дрожала. Наталья поддержала руку его. В дом бочком протиснулся Андрей.

– Смойся! – сделал ему строгий знак Сергей.

– Вот так, – внесла свою лепту в воспитание Наталья. – Не мели языком, побрехушка. Раз отцу не нравится, молчи. Привыкай старших слушать.

Андрей обиженно почесал побитый хребет, пошел будить деда.

Выпили.

– Однако спасибо, мама. Засиделись. Устаю я от вашего шума.

Сергей встал, спокойно застегнул костюм и вышел из-за стола.

– Женя, пойдем пройдемся, – приказал он во дворе брату.

– Ну вот – поразбежались все, – обиженно глядя вслед Андрею, уводившему свекра, сказала Наталья.

– Все улетят, – подтвердил Семен. – С нами никто возекаться не будет. Пусть живут. Мы прожили, и они пусть живут.

– Давай-ка допьем ради праздничка.

– Куды!.. Я уж пьянущая.

– Ну дак. Разок бы хоть напилась. Давай, давай за детушек.

Наталья выпила, всхлипнула и прикорнула головой к плечу мужа. Вот, подумала она, и доживет с Семеном век. Давно ли, кажется, расписались в довоенном ЗАГСе на бочке из-под известки. Господи, моложе Юльки была. Как верилось тогда, что жизнь будет счастливой, что сумеет и хозяйство поднять, и семью устроить, и с Семеном ладить. Любила его без памяти. Видный был, веселый, язык хорошо болтался. Это он последние годы сдал, холера напала – пьет, а так ведь все одно, беду ли, радость, – все с Семеном делила. Про все болезни ребятишек, проказы все, что в школе натворят, на улице ли, особенно Володька любил по чужим огородам шастать, со всяким лихом к мужу шла. Все было. И беды и праздники. Богатства-то не было, а праздники были. Стыдно сказать, на смертный час у них и сотни рублей не отложено, говорила ему тысячу раз, да все – поживем, мол, что ты, мать, допрежь смерти – не помирай. Поживешь – так пить будешь! Водка, она не таких быков валила, а на тебя дунь – и протянешь ноги.

– А давай, мать, споем, – предложил вдруг Семен.

– Че это мы с тобой вдвоем и петь будем? Вот завтра народ соберется, и споем.

– Че, закон такой есть – вдвоем не петь? – обиделся Семен.

– Ну, чего споем-то?

– Для начала вот эту, ты ее сильно в молодости любила. – Семен набрал воздуху в грудь, приготовился, подтянулся и вывел:

Ох ты, волюшка вольная,
Воля вольная незаемная…

Наталья чуть отклонилась от него, завела мягкую прядь за ухо и с той печальной серьезностью, с какой пела любимые песни, тоненько и протяжно подтянула:

Не навек ты нам доставалася,
Доставалась волюшка, доставалась вольная…
11

Женька, спотыкаясь, обжигая воздухом горло, неровно бежал к огородам. У самого забора он упал и с отчаянием оглянулся, уверенный, что Сергей смотрит на него, стоя на открытом, кочковатом месте болота, где они разговаривали. Но до самого леса было чисто, одиноко, не было ни людей, ни птиц, только камыш сухим голышом торчал у озера. Тогда Женька поднялся, медленно пролез сквозь дырку забора и нетвердым шагом пошел к сараю. Забравшись в холодную темноту чердака, он осторожно закрыл дверцу на крючок и повалился в пахучее, отдающее прелой изморозью сено. Сначала он лежал не шевелясь, ни о чем не думая, но потом, горячо почувствовав на лице слезы, не сдерживаясь, заплакал. Он плакал тяжело, с дрожью, подчиняясь жесткой силе, пружинящей его легкое, слабеющее тело. Он не чувствовал ни стыда, ни боли, освобождаясь со слезами от черного груза сегодняшнего дня, жить дальше с которым он был не в силах. Потом ему стало легче, он повернулся на спину и увидел синий свет, который протекал сквозь крышу чердака, и вздохнул. Впервые, словно прорвавшись сквозь дремотный туман, он увидел без прикрас настоящую грубую жизнь, всю разом до колких мелочей. Сейчас и он был один в целом свете, и никто не хотел ни ведать о нем, ни знать, что бушует в его незащищенном сердце. Слезы катились по лицу, солоновато омывая губы. Потом, судорожно всхлипывая, он заплакал опять, но уже легко, не горько, как умел в детстве, вытирая глаза кулаком, вспоминая почему-то то Витеньку, то Юльку, то мать в застиранном платке, стоптанных низких туфлях на больных ногах, вспоминая с той тихой жалостью, щемяще необъяснимой, которую узнал только сегодня. Он так и уснул ненадолго на сене, с кривой улыбкой на распухших губах.


Еще от автора Валентина Васильевна Сидоренко
Страстотерпицы

Валентина Васильевна Сидоренко родилась и живёт в Иркутске. Её творчеству свойственны естественность повествования, живой народный язык и высокий исповедальный накал. Представленные повести и рассказы написаны во второй половине ХХ века и живо отображают свое время с его победами и трагедиями. В новом романе «Страстотерпицы» выведены судьбы трёх поколений женщин, чьи буйные натуры подменяют истинную любовь сиюминутными страстями и погоней за собственным иллюзорным счастьем.


Рекомендуем почитать
Инсайд

Два московских авантюриста и полусумасшедший профессор случайно раскручивают инсайдерский канал в Телеграме. Жажда денег бросает бывших субкультурщиков в диджитал-болото анонимных публикаций и экстремистов, московской реновации и либеральных университетов, маргинальной политики и ютуб-блогов. Смогут ли повзрослевшие миллениалы ужиться с новым миром?


Выживание

Моя первая книга. Она не несет коммерческой направленности и просто является элементом памяти для будущих поколений. Кто знает, вдруг мои дети внуки решат узнать, что беспокоило меня, и погрузятся в мир моих фантазий.


Вот мои селфи

Сборник короткой прозы о провинциальном мальчике Тёме, который рос среди пацанов и панелек-баракко, мечтал сбежать от них подальше, но неожиданно быстро вырос и обнаружил вокруг себя смешных, наивных, но в целом замечательных людей.


Заклание-Шарко

Россия, Сибирь. 2008 год. Сюда, в небольшой город под видом актеров приезжают два неприметных американца. На самом деле они планируют совершить здесь массовое сатанинское убийство, которое навсегда изменит историю планеты так, как хотят того Силы Зла. В этом им помогают местные преступники и продажные сотрудники милиции. Но не всем по нраву этот мистический и темный план. Ему противостоят члены некоего Тайного Братства. И, конечно же, наш главный герой, находящийся не в самой лучшей форме.


Ребятишки

Воспоминания о детстве в городе, которого уже нет. Современный Кокшетау мало чем напоминает тот старый добрый одноэтажный Кокчетав… Но память останется навсегда. «Застройка города была одноэтажная, улицы широкие прямые, обсаженные тополями. В палисадниках густо цвели сирень и желтая акация. Так бы городок и дремал еще лет пятьдесят…».


Мужчина и женщина. Голубцы...

Привет-привет!!! Познакомимся? Познакомимся! Я — Светлана Владимировна Лосева — психолог по счастью. Ко мне обращаются, когда болит Душа. Когда всё хорошо в материальном и социальном плане, и сейчас, вдруг (!!!), стало тошно жить. Когда непонятно, что происходит и как с этим «непонятно» разобраться.


Здесь русский дух...

Сибирь издавна манила русских людей не только зверем, рыбой и золотыми россыпями. Тысячи обездоленных людей бежали за Уральский Камень, спасаясь от непосильной боярской кабалы. В 1619 году возник первый русский острог на Енисее, а уже в середине XVII века утлые кочи отважных русских мореходов бороздили просторы Тихого океана. В течение нескольких десятков лет спокойствию русского Приамурья никто не угрожал. Но затем с юга появился опасный враг — маньчжуры. Они завоевали большую часть Китая и Монголию, а затем устремили свой взор на север, туда, где на берегах Амура находились первые русские дальневосточные остроги.


Страна Соболинка

На Собольем озере, расположенном под Оскольчатыми хребтами, живут среди тайги три семьи. Их основное занятие – добыча пушного зверя и рыболовство. Промысел связан с непредсказуемыми опасностями. Доказательством тому служит бесследное исчезновение Ивана Макарова. Дело мужа продолжает его жена Вера по прозванию соболятница. Волею случая на макарьевскую заимку попадает молодая женщина Ирина. Защищая свою честь, она убивает сына «хозяина города», а случайно оказавшийся поблизости охотник Анатолий Давыдов помогает ей скрыться в тайге. Как сложится жизнь Ирины, настигнет ли ее кара «городских братков», ответит ли Анатолий на ее чувства и будет ли раскрыта тайна исчезновения Ивана Макарова? Об этом и о многом другом читатели узнают из книги.


Каторжная воля

На рубеже XIX и XX веков на краю земель Российской империи, в глухой тайге, притаилась неизвестная служилым чинам, не указанная в казенных бумагах, никому неведомая деревня. Жили здесь люди, сами себе хозяева, без податей, без урядника и без всякой власти. Кто же они: лихие разбойники или беглые каторжники, невольники или искатели свободы? Что заставило их скрываться в глухомани, счастье или горе людское? И захотят ли они променять свою вольницу на опеку губернского чиновника и его помощников?


Тени исчезают в полдень

Отец убивает собственного сына. Так разрешается их многолетняя кровная распря. А вчерашняя барышня-хохотушка становится истовой сектанткой, бестрепетно сжигающей заживо десятки людей. Смертельные враги, затаившись, ждут своего часа… В небольшом сибирском селе Зеленый Дол в тугой неразрывный узел сплелись судьбы разных людей, умеющих безоглядно любить и жестоко ненавидеть.