Замуж за байкера - [23]

 Его слова причинили боль. Другая женщина, может, хныкала бы и плакала, но Келли Форстер была не из таких. Она встала, положив руки на бедра:

— Может, ты снова меня спутал с одной из своих намалеванных байкерш, но я никем не манипулирую.

— Коне-е-ечно.

Это слово было наполнено ненавистью, хотя она догадывалась, что он не был зол на нее, но она не знала его настолько хорошо, чтобы быть уверенной в этом.

И, как она всегда это делала, когда чувствовала себя потерянной, она обращалась к науке, и когда возникал вопрос, то задавала его.

 — Окей, в чем проблема?

— Я думаю, это я.

— Нет, ты скормил мне всю эту злую эмоциональную фигню, что я манипулирую ситуацией. Сейчас ты думаешь, что у меня такой злой выдающийся ум, что я была одержима тобой в течение семи лет, просто ожидая, когда случайный преступник нападет на меня в квартире, которая даже не оформлена на мое имя. И мой папа придумал какой-то план, чтобы связать нас вместе, чтобы я могла манипулировать тобой в твоем доме — довольно искусно, но я этого не делала.

— Я никогда такого не говорил.

— О нет, не говорил. Ты подразумевал это, проявляя некоторое неуважение к моим вещам и придираясь ко мне по причинам, которые я не контролирую, — она подошла к нему и тыкнула одним пальцем ему в грудь: — Я не польщена.

— Я и не пытался тебе льстить.

— Нет, моя теория состоит в том, что ты привык работать на другой почве. Ты судишь мои действия с позиции своего прошлого. Это прекрасно. Несправедливо, но мы всего лишь люди. Это психология. Но ты пересек грань, думая, что можешь грубо обращаться с моими вещами. Понял?

Он выждал паузу, а после сказал:

— Твои глаза искрят, когда ты сердишься.

Ее взгляд похолодел:

— Спасибо.

Юлий поднял руки и вздохнул. Затем прислонился к машине:

— Извини, мне не нравится, когда люди навязывают кого-то мне, а твой отец просто… просто сделал это.

— Сделал, но он не хотел ничего плохого.

— Это не улучшает ситуацию.

— Достаточно честно, — она прислонилась к машине рядом с ним. — Я не хочу быть крайней, Юлий.

— Понимаю. Черт, мне нравится это, — он засунул свои руки в карманы. Гнев вырвался из него. — Я просто вспыльчивый.

— Серьезно? — произнесла она сухо.

У него хватило совести, чтобы выглядеть немного смущенным:

— Да, мой отец… он был чертовски вспыльчивым. И все ухудшалось, когда он был пьян.

Келли знала это, но никогда не слышала, чтобы Юлий говорил об этом. Она молчала.

— Я привык искать свободу, понимаешь? Если я возвращался домой из школы, а повсюду были бутылки, или моя мама, когда была напугана и пряталась, подобно мышке, тогда я знал, что отец опять вспылил. Черт, даже если этого не случалось, я знал, что это скоро произойдет.

— Это называется гипервосприятие, — объяснила она, когда он замолчал. — Многие дети, подвергшиеся насилию, развивают его. Они определяют сигналы тела, которые другие люди упускают из виду, потому что это защищает их.

Он кивнул:

— Да, да, что-то вроде того. Гипервосприятие. Звучит как суперсила. Как Бэтмен или что-то такое.

Она положила свою голову ему на плечо. Он не ответил ей, но и не сдвинулся. Что-то в этом было.

Вечером стало холоднее.

— Однажды, когда мне было пятнадцать, я думал, что стал достаточно взрослым, чтобы противостоять ему. Я так устал быть постоянно избитым. Я сделал это нарочно, чтобы он сошел с ума. Я даже не могу вспомнить, что сделал, но он ворвался в мою комнату, и я встал. Это было идеально. Я сбил его с ног.

— Ты одолел его?

— Нет, — рассмеялся он горько. — Не одолел. Он почти отправил меня в больницу. Моя мама, она была медсестрой, ты знала это?

— Нет, не знала.

— Да, была. Работала с престарелыми, и с самого начала любила свою работу. Но мой отец бил ее. Очень много, — он провел рукой по волосам, продолжая. — Но она приходила, когда он заканчивал избивать меня, и приводила меня в порядок, а я спрашивал… Спрашивал, почему она до сих пор с ним. И знаешь, что она говорила?

— Что?

— Она говорила, что он любит ее больше, чем кого-либо. Ее руки были в синяках, но она говорила мне, что он любит ее, — он сплюнул в сторону, как будто слова оставили во рту грязный вкус.

— Мне очень жаль.

— Да, мне тоже. И это не самое худшее.

— Расскажешь мне?

— Вероятно, должен, — он посмотрел вниз, затем в сторону. — Тебе не понравится это.

— Хорошо.

— Я почти женился однажды. Милая девушка, официантка. Ее звали Люси. Мы начали жить вместе, даже говорили о выборе колец и все такое. Было круто. Затем однажды ночью мне позвонили. Умер отец. Не знаю, почему я был удивлен, но я был. Я пошел в больницу попрощаться, и там, рыдая, сидела моя мама. Не знаю почему, но меня отпустило. Наконец-то я почувствовал себя свободным, а она всхлипывала, грустила, вела себя так, будто только что из ее жизни исчезло самое лучшее, что могло быть. Я… черт возьми, я так разозлился.

Он посмотрел на землю. Нет, это Келли так решила. Земля была просто местом, где задержался его взгляд, пока разум бродил среди тяжелых воспоминаний.

— Она кричала на меня из-за того, что я не был так расстроен, как она. Мама схватила меня за рубашку и трясла достаточно сильно, чтобы разорвать ткань. Она проклинала меня, ругалась... и затем плюнула мне в лицо. Все это время я знал, что она не противостояла отцу. Это только заставило меня рассердиться. Я ударил ее. Боже, я даже не понял, что сделал это. Я просто... Я так злился на нее за все, что она когда-либо делала, я сошел с ума и ударил ее.