Замороженный мир - [22]

Ну и, наконец, какова вероятность того, что девица движима матримониально-корыстным интересом? Ну, положим, я, согласно своих знаний считаю, что не высока.

При всём при этом, нужно отметить, что даже обычные человеки, выросшие в разных культурных средах, могут друг друга не понимать от слова «совсем». А здесь живут, на минуточку, человеки необычные. И то, что я, например, в Земном Крае был как рыба в воде — никак не показатель, что здесь так же.

То есть, вполне может быть и матримониальная меркантильщина.

Вот только даже если она есть — мне-то что с того? Мне не помешают деньги, есть теоретическая возможность относительно несложно, ну и не слишком бесчестно (перевод, популяризация, да и переписывать я буду часть) их получить.

А планы Солы, если таковые и есть — сугубо её проблемы. Мне, по уму, если они есть — только лучше. И так на горло своей песне наступать приходится — девочка весьма аппетитная и сочная, ябвдул, но этика, чтоб её. А если лелеет меркантильные надежды — просто «обломаю в планах», переживёт.

В общем, написал я есенинский стих в своём переложении, передал Соле «для ознакомления». Будет — и хорошо, не будет — ни черта не потеряю.

— Сона, мне нужна от тебя некоторая помощь, — аккуратно озвучил я, решив, раз уж «имеем дело», так и часть задуманных планов надо осуществить.

— Для тебя — всё что угодно, Гемин, — ответила девица.

— «Всё что угодно» — не нужно, — отрезал я. — А вот с литературой ты мне можешь помочь. Скажи, нет ли у тебя, — задумался я, как бы сформулировать. — Современных бытовых романов?

— Бытовых? — переспросила девица.

— Ну да, описывающих быт, взаимоотношения, — ответил я.

— А, дамских, — улыбнулась девица. — Тебе для стихов? — уточнила она, на что я неопределённо помотал рукой. — А какие тебе нужны?

— А какие есть? — резонно спросил я.

После чего, я был посвящён, что «бытовые и любовные», в общем, дамские романы, в понимании Солы, делятся на «нашенские» и «забугорные». Причём, забугорные, как понизила голос девчонка, на родных языках и не издают. Потому что нельзя и «разлагает нравственность».

— Хм, вправду разлагает? — ровно полюбопытствовал я, не без внутренней иронии.

— Не знаю, по моему — то же самое, что и у нас, — отметила девица. — Но живут по-другому.

— Если не затруднит и это возможно — я бы ознакомился с парочкой, — ответствовал я.

— Конечно принесу, Гемин. А когда?

— Завтра с утра сможешь? — полюбопытствовал я, решив ковать железо, не отходя от девицы.

— К тебе домой? — слегка покраснела она.

— Нет, встретимся здесь. И много книг не надо, три-четыре «наших», но лучше от разных авторов, ну и парочку не наших, — озвучил я.

Был заверен, что всё будет, как по часам. После чего девица с полчаса пела дифирамбы «великому гению» в моей роже, что было, судя по памяти, делом регулярным. Ну а через полчаса я с ней распрощался.

Экий у меня насыщенный вышел день, рассуждал я по пути домой. Впрочем, сегодня аналог «тяпницы», в чём-то «частота событий» даже закономерна.

А вот дома меня встретила багровая, с выпученными глазами физиономия Лада.

— Это что?! — приветственно заорал он, размахивая некоей бумажонкой.

— Приветствую, отец, — ровно выдал я, прикидывая, куда бы ему стукнуть, если начнёт рукоприкладствовать. — Судя по всему — послание…

— Издеваешься, щенок?! — заорал на меня производитель.

— На ваш вопрос, отец, я ответил честно, вежливо, всё, что знал, — отрезал я, прикидывая, а жить-то мне где, после того, как отмахаюсь кирпичом.

Выходило неважно, но бросаться пучеглазу в ножки и просить прощения невесть за что желания не возникало.

— Читай! — через полминуты кумачовых переливов морды рявкнул Лад, пихая мне бумажку.

Достойный Лад Толмирос!

Приношу Вам и семейству Вашему извинения, за поведение отпрыска моего непутёвого, Ралила Щебетена.

Детроп Щебетен, полицмейстер города Терск, славного государства Ант.

— Что это?! — прорычал пучеглаз через десяток секунд.

— Извинения, — честно ответил я. — Этот Ралил в компании четверых соучеников, напал на меня с целью избиения. Я дал отпор, подоспел битель гимназии. Очевидно, сие извинение — последствие этого инцидента.

— Щенок, ты понимаешь, какой важный человек ИЗВИНЯЕТСЯ? Что теперь будет?! Я тебя…

На этом моменте я ОЧЕНЬ по-доброму взглянул на Лада. Ну реально, достало, попробует избить меня за самозащиту — будет бит сам.

— Еды сегодня лишён! — проорал Лад, развернулся и покинул холл.

Точно деньги нужны, рассудил я, уже сидя в комнате. Это «светило педагогизма» мою тощую тушку до могилы доведёт своими педагогическими взбрыками.

А вообще, очередное подтверждение было сегодня, что ни черта аналогии с девятнадцатым веком не верны.

Дело в том, что ступор гопников девятнадцатому веку не свойственен. Гимназисты, насколько я знаю, дрались смертным боем, с переломами, а то и увечьями. Даже смерти бывали не раз. Уж утяжелённая свинцом пряжка ремня была если не повсеместна, то распространена.

В общем-то, только в двадцатом веке «детские» драки стали таковыми. До него они были как бы не пожёстче «взрослых»: дети и подростки в принципе лишены ряда «ограничивающих факторов».

А тут явные гопники, не по факту, а по стилю, слились и щёлкали клювом. Или то, что столь дрищавый и забитый я ответил, их «застопорило»? Или уже подросли и стали немного думать?