Замороженная саранча - [21]

Еще летом был день рождения у Кабановых, но из него я помню только торт и черешню.

В конце августа день рождения у Соловьевых. Грустный, потому что через пару дней в школу.

Не знаю, куда прицепить следующий рассказ. Про то, как мы съели все конфеты «суфле».

Это была очередная мамина заначка к очередному празднику. Она выменяла пол-кило суфле на двухтомник Мопассана у Райки из первого подъезда. Вряд ли Райка была ценителем французской литературы, но она работала в продуктах на горке и каждый день возвращалась с работы с сумками на перевес. «Во, Райка опять работу на дом взяла» — ехидствовали бабки у подъезда, но нет-нет да и прибегали к ее услугам: «Рай, эта, мне бы палочку колбаски, сыну передачку отнести», «Раюш, не достанешь шпротиков к Октябрю?». Мопассан уже был у бабушки, собрание сочинений на макулатуру, а этот двухтомник ей какой-то пациент подарил, в знак благодарности, и не потому что Мопассан, а потому что дефицит. Вот мама и решила его обменять. Сначала пошла к Шиловой, хотела мне мисезонное пальто выменять, потому что у меня только куртка на рыбьем меху и старый кроличий полушубок, но Шилова сказала, что у него этих Пассанов — уже ставить не куда, к тому же детскими вещами она не торгует. Тогда мама пошла к Райке, и обмен состоялся. Мы с Машкой нашли эти конфеты во время очередного рейда по шкафам когда искали резинового надувного дельфина. Скажите, кто в 9 лет и 5 лет мог устоять перед конфетами?! И хотя нам был известен наизусть весь список, следовавший за «только посмейте, я вас…(- выдеру как сидорову козу. — А как, мам, у меня же рогов нет; запру на всю неделю дома; посмотрите вы у меня мультики, РАССКАЖУ ОТЦУ (пожалуй, последнее было самым действенным)», в исполнение он приводился лишь частично, это мы тоже хорошо усвоили. Поэтому решили — как опытные брокеры — минимизировать риски и разделить конфеты на два мешочка, из одного потихоньку есть, а другой запрятать подальше и сберечь от самих себя до праздника. Так мы и сделали, но, видимо, плохо договорились, из какого мешочка есть, а какой запрятать. В итоге я ела из мешочка на верхней полке, а сестра — из того, что лежал на нижней, за фарфоровым молочником. В один прекрасный день конфеты в моем мешочке закончились, и я решила, что если я съем всего лишь одну из неприкосновенного запаса, ничего страшного не случится. Но увы… тот мешочек тоже был пуст! Сестра призналась, что уже давно доела свои конфеты, и тоже покушалась на запас, но не могла вспомнить, куда мы его запрятали. Надо было срочно что-то делать. И тогда я вспомнила бабушкину историю про черный хлеб в конфетных обертках. Я уже забыла, когда это случилось, может, в войну, может, после войны: бабушкина мама завертывала черный хлеб в фантики и говорила детям, что это конфеты. Наверное, был какой-то праздник, конфет тогда совсем не было, а прабабушке хотелось сделать своим детям приятное. Мы настрогали черного хлеба. К счастью, обертки мы не выбрасывали — собирали, чтобы играть в фантики или обменять на что-нибудь в школе. Может, послевоенные дети и «велись» на такие конфетки, но мы сразу поняли, что выглядит это совершенно неправдоподобно. Тогда я придумала растопить плитку шоколада, тоже неприкосновенную, потому что предназначалась медсестре за справку для бассейна, и обмазать хлеб этим шоколадом. Результат нас устроил, мы аккуратно завернули эти кондитерские изделия в фантики, и убрали на место.

За праздничным столом мама «поливала» Райку, торгашей, Бабаева вместе с РотФронтом и вообще всю советскую пищевую промышленность.

Интересная передача

Один раз по радио передавали интересную передачу. О том, что она интересная, я узнала по поведению мамы и бабушки. Они обе перестали греметь на кухне посудой, подошли поближе к приемнику и увеличили громкость. Я тоже сразу насторожилась. Обычно радио служило фоном, к нему никто не прислушивался. Внимательно слушали только прогноз погоды, чтобы потом тут же его раскритиковать и опровергнуть, ссылаясь на народные приметы. Но сейчас говорили явно не про погоду. «Известная женская отговорка „болит голова“, как вы считаете…» тут я встряла: «Ну и что? При чем тут отговорка? Что, у нее не может болеть голова?!» на меня зашипели с двух сторон: «Не мешай, тише, иди посмотри что Маша делает». Я прям на них удивилась. Даже когда диктор предлагал молча и стоя послушать гимн Советского Союза, мама и бабушка не прекращали своих хлопот по дому. А тут! И всего-то делов про какую-то тетю с головной болью. Я опять решила влезть: «мам, ну что зд…» «ДАЙ ПОСЛУШАТЬ. ПОМОЛЧИ ДВЕ МИНУТЫ!!!! Ну вот, кончилось… как всегда!»

По вечерам, когда по телевизору не было ничего хорошего и большие не принимали нас в свои игры, мы набивали карманы баранками и вафлями и шли бродить по улицам. Мы внимательно рассматривали дома, ворота, калитки и заборы, громко обсуждая недостатки. Нам нужно было выбрать себе дом, ну, то есть, какой дом мы себе построим, когда вырастем. Вариантов, вообщем-то, было всего два: как у меня, треугольник на квадрате, то есть такой дом, каким его рисуют дети, или как у Наташки — дом с крышей типа пятиугольника. Практически все дома в нашем поселке были или первого или второго типа. Наверное, тогда разрешали строить только такие дома, или на другие просто не хватало воображерния, и даже резные наличники, петушки на крыше, мозаика над калиткой и прочие прибамбасы не спасали положения: все это было невообразимо скучно. Поэтому когда на Березовой улице появился новый дом типо шалаша, то есть без всякого квадрата в основании, как будто просто одна большая крыша, Наташка сразу сказала что построит такой дом. Снесет свой и построит новый, как только дедушка перестанет командовать на даче. Я ей на это ответила, что необязательно ждать так долго. «Ты что, забыла про термитов?». На Яблоневой улице есть дом, который съели термиты. «Хорошее быстродействующее средство. Я только не понимаю, чем им этот дом так приглянулся.» Остальные дома вокруг — целехонькие, а этот — рассыпается в прах на глазах. Но то ли Наташка боялась термитов, то ли боялась передумать, когда они начнут есть дом, вообщем, она сказала, что лучше сломает его лично. А вот я дом ломать не хочу. Здесь же прошло мое детство! Когда вырасту, я повешу на нем мемориальную доску, а новый дом построю на каком-нибудь другом участке, ведь мы все равно собирались их скупать. Я выбрала себе дом, сделанный углом: представьте себе два дома приставленные друг к другу под углом в 90 градусов. Мы часто ходим на него смотреть, и критикуем дизайн и цвет. А вот сосна у крыльца нам нравится. Иногда мы придумываем устроить дома даже в водонапорных башнях, а попросту — водокачках. Одна из них находится на высоте четырехэтажного дома, другая, ее уже позже поставили, когда первой перестало хватать на весь поселок, просто стоит на земле. Разумеется, жить в таком обыкновенном доме никому не интересно, поэтому мы с Наташкой ссоримся из-за того, кому жить в высокой водокачке, и не найдя компромисса, расходимся по домам — рисовать свои будущие дома. Но когда это еще будет! А вот альпийскую горку можно сделать прямо сейчас! Про альпийские горки мы прочитали в журнале «Наука и жизнь» у Наташки «наверху» (то есть на втором этаже). Основой и главным украшением любой приличной альпийской горки являются камни-валуны. Не хуже каких-нибудь домушников мы обходили все улицы поселка в поисках подходящих экземпляров. Причем когда мы просто гуляли и смотрели на дома, никто нас ни о чем не спрашивал. Когда же мы вышли «на дело», у нас был такой воровской вид, что несколько раз хозяева высовывались из-за забора или из окна и говорили: «Девочки, вы кого-то ищете?» Постепенно со всех бочек для сжигания мусора, со всех мостиков через канаву, из-под заборов и прочих мест исчезли камни, размер которых превышал размеры кирпича. Некоторые мы могли поднять только вдвоем, а тащили мы их в темноте. Самый большой камень взяла себе Наташка, потому что до ее дома тащить было ближе, до моего дома мы бы его, наверное, не донесли, но я все равно на Наташку обиделась и чуть с ней не поссорилась. Чтобы помириться, она обещала дать мне взамен хосту с белыми листьями, родиолу и бордовый мох и помочь дотащить до меня следующий валун. А еще в той же «Науке и жизни» мы вычитали про бонсаи и стали опплетать проволокой деревца кленов, дубов, сосен, пытаясь придать им замысловатую «японскую» форму, подрезали им корни, втискивали в крошечные горшки или консервные банки, пытаясь замедлить их рост. Срок жизни наших бонсаев обычно ограничивался одним летом, потому что в тесных банках корни деревьев промерзали напрочь и все они гибли.