Замороженная саранча - [2]

* * *

Один раз я осталась ночевать у Наташки. Почему, не знаю. Кажется, родителям надо было в Москву. А любопытный сосед даже спросил игривым голосом: «а как вы думаете, чем это родители без вас в Москве занимаются?», и прибавил потом, видимо поняв двусмысленность своего вопроса «не балуются там без вас?». Получилось еще двусмысленней. Сначала все было клево: мы ели воблу и смотрели телик до часу ночи, хотя там была какая-то фигня. Потом мне ужасно захотелось пить от воблы, и мы выпили целый графин воды. А еще мы днем наелись недозревшего крыжовника. Я чувствую, что мне приспичило, по всякому, и по большому, и по маленькому. Мы на ночь ставим на терраске ведро — чтобы ночью в него писать и не ходить в темноте в туалет на улице. А у Наташки ведра не было! Они на улицу бегают. Страшно же, темнота кругом!! Ну ладно, делать нечего, может, вдвоем не так страшно, взяли мы дедушкин фонарь и пошли. Я впереди, Наташка за мной — ей меньше приспичило. Когда мы дошли до туалета, я вдруг вспомнила, что у них как раз такой туалет, о котором нам химичка рассказывала. Я как это вспомнила, сразу сказала Наташке: «Давай лучше под кустом», а она: «Нет, у нас тут салат растет, там клубника», потом еще хрен какой-то, не в смысле «хрен его знает что», а настоящий такой хрен, с листьями, вообщем, нигде нельзя. «Да мы же уже пришли, че ты, вот же туалет!» говорит Наташка. «Да нам химичка рассказывала, ну, она у других химию ведет, а у нас рисование, мы бидон какой-то рисовали, или кувшин, с тенью, а она нам рассказывала, как важно изучать химию. И про одного мужика, как он в сортир провалился. Другие у нас в классе ничего не поняли — как это можно в унитаз провалиться по пояс, там же дырка внутри вон какая маленькая, а я сразу ваш туалет представила, он как раз в такой провалился — бумажку кинешь — и не видно, ничего не белеется внизу, во какая глубина! Вот он и провалился по пояс, кричал-кричал — никто его не услышал, а когда достали — у него уже все разъело, потому что там какой-то азот или наоборот щелочь с кислотой, химический процесс. Вот как важно знать химию! А он не знал, чем ему все ноги разъело, думал — дерьмом, а там азот, химический элемент из таблицы Менделеева!» «В наш не провалишься» — говорит Наташка, — «наш прочный. Иди, если что — кричи, я тебя сразу вытащу, азот не успеет подействовать». И я пошла. Села и на не всякий случай за стены держусь. Вдруг что-то как треснет, я как заору. Наташка сразу ко мне вбежала — я без штанов и в рваной кофте — это я так за стены держалась, что шов на кофте треснул. А я думала, сортир рушится, и я уже вниз лечу, на практическое занятие по химии.

* * *

Катькин дом — облезлый желтый, наискосок от нашего. Участок весь зарос, дом покосился, крыльцо — из непахнущих шпал, а я люблю, как пахнут шпалы, и мы с Наташкой ходим их нюхать. В Москве шпал нет, поэтому я с бабушкой хожу к гостинице нюхать выхлопные газы из «Икарусов», вообще-то бабушка об этом не знает, я ей говорю, что хочу на каштаны посмотреть. У Катьки обедают в шесть вечера, а спать ложатся в три ночи, играют на гитаре, курят прямо в доме папиросы, никогда не моют полы, а в огороде пропалывают только клубнику. Но самое лучшее в их доме — это чердак. Наш чердак — это место зимовки матрасов, подушек, вилок, ножей, а также других ценных предметов, которые дедушка осенью поднимает, а весной спускает с него на канате, а еще в августе там зреют на газетах зеленые помидоры. Туда можно попасть только по приставной лестнице с улицы, поэтому мне туда нельзя. Один раз, когда родители уехали за продуктами, я все-таки туда забралась и ничего интересного там не было — старые пожелтевшие газеты «Труд» и «Правда», еще попадалась «Неделя»), большой аллюминивый бак на 40 литров, какое-то барахло, березовые веники, и слышно как внизу на тераске играет радио. У Катьки было в 100 раз интереснее! Катькин чердак был загадочным, как пещера Али-Бабы: сокровища хранились в сундуках, и для того, чтобы ими завладеть, не нужно было произносить никакого заклинания, не нужно было даже спрашивать разрешения у взрослых!!! Мы наряжались в длинные, выгоревшие сарафаны, с оборками и рюшами, напяливали туфли на каблуках и бусы. Только в один сундук нам лазить не разрешали. Вот это настоящая тайна, не то что березовые веники и зеленые помидоры! Может, там настоящая мумия катькиной бабушки! Или скелет! Но вообще-то, скорее всего, в этом сундуке лежал труп! Вот как я об этом догадалась.

У Катьки дед чудаковатый такой: волосы у него всегда дыбом стоят вокруг лысины, как наэлектризованные, встает он каждое утро в шесть часов, хлестается крапивой (он говорит, что это полезно!) а потом куда-то уматывает. Сосед «хочу все знать» (его так прозвали, потому что он прячется за кустами и за всеми подглядывает) говорит, что это у Макарыча последствия электрошока, ну, вообщем, его током шарахнуло, когда он полез на крышу подправить телевизионную антенну. Ну и вот, один раз, когда он в шесть утра опять куда-то поперся, его укусила Жучка, собака бабы Клавы. Этой бабе Клаве 100 лет, она все время сидит на крыльце и курит трубку. Это у нее с войны такая привычка. Она наподбирала собак, и теперь выпускает их гулять за калитку. Они лают на всех, кто мимо проходит, даже если их совсем не дразнят они все равно брешут, такие занудливые собаки. Только Клаве все равно, потому что она глухая, это у нее тоже от войны, ей там что-то ампутировали, или наоборот, скантузили, вот у нее и развилась от этого глухота. Вообщем, ее Жулька тяпнула Макарыча за пятку, а на следующий день баба Клава исчезла. Сосед «хочу все знать» говорит, что у нее случился искульт и ее увезли на «скорой» в Ногинск, но лично я никакой «скорой» не видела. Она точно в сундуке!! Я Катьке все рассказала, она предложила сходить в милицию, но я сказала, что если приедет милиция, мы ничего не увидим, а я хочу посмотреть парик и вставную челюсть, я никогда вставную челюсть не видела! Наконец, катькины уехали в Москву мыться (у них даже душа на даче нет, только ржавая ванна с личинками комаров и лягушачьей икрой). Катька сказала, что они в ней не моются, это для огурцов.