Замороженная саранча - [17]

Опять в Москву

Однажды к нам на обед пришли «высокие» гости. То ли из парткома, то ли из месткома, то ли из самого Райкома, я сейчас точно не помню. Мама две недели доставала продукты, неделю оттирала квартиру и полировала лестницу в подъезде, хотя папа сказал, надо было оставить как есть, пусть полюбуются на работу коммунальных служб, два дня готовила и месяц вбивала нам в голову как себя вести за столом.

— Не хватайте руками, не кладите локти на стол, не чавкайте, не орите, не обзывайтесь, не говорите с полным ртом, а лучше вообще не говорите!

— Мам, а можно я только скажу, что у нас соседи — пьяницы, не дают нам спать по ночам.

— Больно им интересно! — сказал папа. — вот если бы они ночью орали «Долой Советы!»

— Думай, что говоришь ребенку! — вовремя вмешалась мама. То есть это она думала, что вовремя, я-то уже включила запись, и мой ус мотал вовсю.

В дверь позвонили, и вошли трое с лицами с доски почета Кировского района и сразу прошли к столу. И начали налегать на копченую колбасу, добытую мамой с боями в Совете Ветеранов ВОВ.

— Видишь, мам, папа был неправ. — начала я издалека.

Мама любила мои «зачины», потому что когда я начинала издалека, ей удавалось проникнуть в ход моих мыслей до того, как я высказывала их вслух, и нейтрализовать. Вот и теперь она поняла, что следующая реплика будет «Ведь он говорил, что их копченой колбасой не удивишь, у них в райкомовской столовой такую каждый день „выбрасывают“ (кстати, я не понимаю, зачем выбрасывать, если сами заелись, могли бы нам отдать) и сказал, чтобы ты угостила их своими фирменными соленьями-моченьями: огурчиками-грибочками. А они вишь как на колбасу налегают, нам вообще того гляди ничего не достанется»

— Да, а как дела в школе, что сегодня проходили — мама постаралась направить разговор в другое русло.

— Да, всякую ерунду опять. Проходили, как черви какают. Я не понимаю, когда уже размножение начнем!

— Мммм. Повисла пауза. Присутствующие старательно пережевывали колбасу. Сварщик с доски почета потянулся за холодцом.

Под закуски больше ничего опасного сказано не было, и мои родители расслабились. Но я не забыла про копченую колбасу, меня этот вопрос слишком сильно волновал, почти как размножение, и я хотела узнать правду: неужели действительно у них в столовой каждый день выбрасывают копченую колбасу? Тогда вопрос «Кем быть?» для меня решен!

— А правда, что у вас в столовой каждый день копченую колбасу выбрасывают — вылезла я наконец, когда мама отлучилась на кухню за горячим.

Усатый в галстуке усмехнулся и спросил: «а кто это тебе сказал?»

Мамин инструктаж не пропал даром. Я не собиралась «закладывать» папу.

— Так, по ОБС передавали.

— Это еще что за ОБС? — Насторожились все трое. Их-то как раз насчет этих трех букв не инструктировали. Что это за новое вражье радио, о котором неизвестно даже весьма осведомленным товарищам?

— Одна Бабка Сказала — довольная произведенным эффектом выпалила я.

Обстановка разрядилась, все засмеялись, и даже забыли про копченую колбасу.

Вообщем, обед удался на славу. Когда за ними закрылась дверь, я всплеснула руками.

— Что, про копченую колбасу забыла выведать? — поинтересовался папа.

Нет, забыла сказать, что у нас тараканы по ночам кричат «Долой Советы». Может, они бы прислали какого-нибудь несоветского яда для этих антисоветчиков.

Живность

Щенок.

За сеткой у сторожки появился щенок — с густой щенячей шерстью (или это называется подшерсток?), косолапый, забавный. Мы с Наташкой все детство мечтали о собаке, поэтому решили похитить щенка. Мы придумывали как сделаем подкоп под сетку и вытянем его за передние лапы (надо было брать в расчет его грозную маму или мачеху — неизвестно, кем приходился он Наре — большой и свирепой немецкой овчарке, которая жила за сеткой у сторожки. Иногда мы приносили ей обрезки и объедки, чтобы задобрить ее, но она кидалась на нас с одинаковой ненавистью и когда мы приходили с пустыми руками, и когда приносили ей кости. Поэтому подкоп мы так и не сделали, но сторож сам отдал нам щенка!!! Мы сидели под рябиной, тискали и гладили его, придумывали имя и пытались «поделить»: три месяца он будет жить у меня, потом три месяца у Наташки, потом опять у меня, а потом на даче. Но ни наташкины, ни мои родители не были рады такому подарку, и щенка пришлось вернуть….

В общие тетради за 48 копеек (прямо как мороженое «Пломбир»!) мы переписывали книги о собаках, наклеивали фотографии из «Юного Натуралиста» (только чтобы дедушка на видел, что мы искромсали все журналы, ведь у него «подборка» и вообще страсть к порядку!), а еще шили мочалки из стреляющих огурцов, чтобы мыть собакам лапы. Это была целая технология: разрезать стреляющий огурец, вынуть коричневые, похожие на арбурзные, семечки, аккуратно отделить кожицу с иголками от сетки, потом сетку промыть, высушить, сложить в несколько слоев и обшить края материей. Но мы не просто срывали огурцы с плетей, нет: стреляющие огурцы были овечками, и вот осенью мы выделывали их шкуры. Чтобы убедить родителей, я прибегала даже к одному из самых «высоких» видов искусств — к поэзии. Помню, я сочиняла стихи и поэмы, полные красноречивых октябрятских обещаний слушаться маму и папу с первого раза, хорошо учиться, мыть посуду и полы, не драться с младшей сестрой и т. д. если только мне купят щеночка или попугайчика. Несколько кочевых попугайчиков прошли через наш дом — то на лето кто-то попросил оставить, то улетевшая у кого-то птичка нашла у нас временное пристанище, были мышки, хомячок, но, конечно, заслуга в этом не «высокого поэтического слога», а просто так сложилось. А вот щеночка купили-таки, но не мне, а моей сестре. Совсем как с бабушкиной куклой на телевизоре — можно, когда тебе это уже не нужно.