Заморок - [9]

Надо понимать.

И картины в Доме офицеров показывали. Тоже приходили с улицы, кто хотел, как в просто клуб или кинотеатр, по билетам, в воскресенье по рублю старыми, считай, по десять копеек новыми.

В ту секундочку я про это вспомнила ни почему.

Я стала и начала смотреть и смотреть клумбу с цветов. По правде, цветов у клумбы уже не было. Допустим, если б садились мальвы, так хоть что-то б от мальвов было. В городе мальвы не са́дятся, в селе — да, а в городе нет. У цветов есть разница тоже. Цветы, которые называются «астра», «флокса», «пион» тоже, такие садятся у клумб. У нас в Чернигове возле Красной площади садится целый календарь с цветов «анютины глазки». Мне нравится. У календаря вянет тоже.

Да.

Потом с ворот офицеров вышел хлопец. Хлопец был не офицер и даже не военный. В руках у хлопца неслась фанерка с бумажками. На таких фанерках люди пишут про что «требуется».

Меня взяло — раз! — и повело до этого хлопца. Допустим, меня повело не до хлопца-хлопца а до бумажек.

Тут хлопец зацепил фанерку на нужном месте под стекло и пошел дальше назад.

Конечно, я прочитала, что Черниговскому Дому офицеров на постоянную работу требуются электрик четвертого разряда, подавальщица в буфет тоже.

Я аж закричала в спину хлопцу:

— Мужчина! Возьмите меня!

Получилось удачно, что хлопец от меня еще не ушел далеко-далеко.

Хлопец повернулся до моего голоса и сказал:

— Визьму! Йды сюда!

Хлопец показал мне своей рукой, чтоб я шла сюда. Я подумала, что у людей же бывает и туда тоже. Это разница. Я разницу всегда понимаю.

Ага.

Я пошла и в ту же секундочку спросила у хлопца:

— А в подавальщицы кто у вас разрешает?

Хлопец засмеялся, потому что, конечно, подумал смешное. Я ж крикнула хлопцу, чтоб мужчина меня — раз! — и взял. А это ж замуж берут или даже так. У меня слова вырвались от волнения.

Я подумала, что пускай, и сама себе засмеялась.

Хлопец привел меня на первый этаж Дома офицеров. В самом углу коридора, по красной дорожке, на двери прочиталось: «Начальник Дома офицеров». Мне стало не сильно хорошо, я вспоминила про вокзал, так потому стало. Я себе решила быть смелой и гордой. Тем более я уже давно знала, что у людей так закаляется жизнь.

Хлопец мне сказал:

— От тут наш товарыш начальнык Осипов. Спочатку до нього, вин вже направыть.

Хлопец открыл двери и по-товарищески толкнул меня дальше и дальше. Конечно, хлопец не посчитал, что я в эту самую секундочку подумаю про пальто, что пальто надо перекинуть через руку, а потом уже пойти дальше и дальше. И получилось, что я толкнулась к начальнику в пальто. У меня еще в голове пролетело, что там же не сразу начальник, что положена секретарка, что я успею. А секретарки на месте опять не было.

Случилось, что я не успела. Хлопец толкнул меня на другую дверь. И я стала перед товарищем Осиповым в своей обдергайке.

Осипов, хоть был в офицерской форме, а поздоровался со мной как человек:

— День добрый! Проходите, садитесь!

А у хлопца Осипов спросил:

— Дмитро, это кого ты такого красивого привел?

Разговаривал Осипов по-русски. То есть не так по-русски, как люди разговаривают у нас в Чернигове, а совсем-совсем по-другому. Наташа, которая моя подруга в классе, которая приехала в Чернигов с Саратова, говорила похожее. Допустим, Осипов и Наташа разговаривали по-русски как радио. Только радио разговаривало не так вольно, как Осипов и Наташа тоже.

Мне сильно нравится слушать радиопостановки. Я всегда слушаю киевские имени Леси Украинки и имени Ивана Франка тоже. Имени Ивана Франка — это получается постановки по-украински. Я Наталью Ужвий всегда не путаю. И других артистов не путаю тоже. Мне больше нравится слушать по-русски — это когда имени Леси Украинки.

Конечно, по-украински мне нравится тоже. Только по-русски слова получаются как новые, если равнять с теми, которые, допустим, есть в Чернигове. По правде, некоторые не равняют.

Да.

Еще когда в школе, учительница по русскому Клара Семеновна мне говорила, что у меня сильно хороший слух на звук. Клара Семеновна выхваливала меня, что я умею перенимать. Тем более что моя школа была русская, такая школа была новая, через две улицы, а дома я, конечно, говорила на украинском, и на улице тоже. А русская школа, потому что Клара Семеновна сама по себе была москвичка, а в Чернигов попала с своим мужем. Муж у нас в Чернигове служил в госпитале, который над Стрижнем, там давно была семинария для попов. Врач-хирург Абрам Иссидорович Пекарь. Клара Семеновна рассказывала перед классом, что у мужа ордена и медали, что муж награжденный советским правительством за спасение жизни бойцов и офицеров.

У Клары Семеновны фамилия была тоже Пекарь. А получилось, что в нашем классе училась Пекарь Валентина. Конечно, Пекарь Валентина была украинка. И фамилия у Пекарь Валентины была украинская. А пришла Клара Семеновна и тоже сказала, что сама по себе Пекарь. И в классе всем-всем понялось, что Клара Семеновна хоть и Пекарь, а еврейка. Первое. Она ж Клара. По правде, Клары есть и Лучко, и другие тоже. А про Клару Семеновну понялось. Второе. Это был уже четвертый класс, и все-все знали много. Хоть и не твердо, а знали. Я не про только евреев, а даже про жизнь между мужчиной и женщиной. Конечно, потом я узнала еще больше.