Замок. Рассказы - [19]

– Спасибо, – сказал К. – Вы очень откровенны, и я верю каждому вашему слову. Значит, вот до чего непрочное у меня положение, и, значит, положение Фриды тоже.

– Нет! – сердито закричала на него хозяйка. – У Фриды совсем другое положение, ничего общего с вами тут у нее нет. Фрида – член моей семьи, и никто не смеет называть ее положение непрочным.

– Хорошо, хорошо, – сказал К. – Пусть вы и тут правы, особенно потому, что Фрида по неизвестной мне причине слишком вас боится и вмешиваться не хочет. Давайте поговорим только обо мне. Мое положение чрезвычайно непрочно, этого вы не отрицаете, наоборот, всячески стараетесь доказать. Вы и тут, как и во всем, что вы сказали, по большей части правы, однако с оговорками. Например, я знаю место, где я мог бы отлично переночевать.

– Где это? Где? – в один голос закричали Фрида и хозяйка с таким пылом, словно у обеих была одинаковая причина для любопытства.

– У Варнавы! – сказал К.

– У этих нищих! – крикнула хозяйка. – У этих опозоренных нищих! У Варнавы! Вы слышали? – И она обернулась к углу, но помощники уже вылезли оттуда и, обнявшись, стояли за хозяйкой, и та, словно ища поддержки, схватила одного из них за руку. – Слышали, с кем водится этот господин? С семьей Варнавы! Ну конечно, там ему устроят ночевку, ах да лучше бы он там ночевал, чем в гостинице! А вы-то где были?

– Хозяйка, – сказал К., не дав помощникам ответить, – это мои помощники, а вы с ними обращаетесь, будто они вам помощники, а мне сторожа. В остальном я готов самым вежливым образом обсуждать все ваши мнения, но это никак не касается моих помощников, тут все слишком ясно. Поэтому попрошу вас с моими помощниками не разговаривать, а если моей просьбы мало, то я запрещаю моим помощникам отвечать вам.

– Значит, мне с вами нельзя разговаривать! – сказала хозяйка, обращаясь к помощникам, и все трое засмеялись: хозяйка – ехидно, но гораздо снисходительней, чем мог ожидать К., а помощники – с обычным своим выражением, которое было и многозначительным, и вместе с тем ничего не значащим и показывало, что они снимают с себя всякую ответственность.

– Только не сердись, – сказала Фрида, – и пойми правильно, почему мы так взволнованы. Если угодно, мы с тобой только благодаря Варнаве и нашли друг друга. Когда я тебя первый раз увидела в буфете – ты вошел под ручку с Ольгой, – то хотя я кое-что о тебе уже знала, но ты мне был совершенно безразличен. Вернее, не только ты мне был совершенно безразличен, почти все, да все на свете мне было безразлично. Правда, я и тогда многим была недовольна, многое вызывало злобу, но какое же это было недовольство, какая злоба! Например, меня мог обидеть какой-нибудь посетитель в буфете – они вечно ко мне приставали, ты сам видел этих парней, но приходили и похуже. Кламмовы слуги были не самые плохие, ну и обижал меня кто-нибудь, а мне-то что? Мне казалось, что это случилось сто лет назад, или случилось вовсе не со мной, а кто-то мне об этом рассказывал, или я сама уже все позабыла. Нет, не могу описать, даже не могу сейчас представить себе, как оно было, – настолько все переменилось с тех пор, как Кламм меня бросил.

Тут Фрида оборвала свой рассказ, печально склонила голову и сложила руки на коленях.

– Вот видите, – сказала хозяйка с таким выражением, будто говорит не от себя, а подает голос вместо Фриды; она пододвинулась поближе и села вплотную к Фриде. – Вот видите, господин землемер, к чему привели ваши поступки, и пусть ваши помощники – ведь мне не разрешается с ними разговаривать, – пусть и для них это будет наукой! Фрида была счастлива, как никогда в жизни, и вы ее вырвали из этого состояния, но вам это удалось только потому, что Фрида по-детски все преувеличила и пожалела вас – ей было невыносимо видеть, как вы вцепились в руку Ольги и, значит, попали в лапы к семье Варнавы. Вас она спасла, а собой пожертвовала. А теперь, когда так случилось и Фрида отдала все, что у нее было, за счастье сидеть у вас на коленях, теперь вы вдруг выкладываете как самый ваш главный козырь, что у вас, мол, была возможность переночевать у Варнавы! Видно, хотите показать, что вы от меня не зависите? Конечно, если бы вы и впрямь переночевали у Варнавы, так, уж наверно, перестали бы от меня зависеть – я бы вас вмиг, немедленно выставила из моего дома.

– Никаких грехов я за семьей Варнавы не знаю, – сказал К. и, осторожно подняв Фриду, которая сидела как неживая, медленно усадил ее на кровать, а сам встал. – Может быть, тут вы и правы, но и я, безусловно, был прав, когда я просил вас предоставить нам с Фридой самим решать свои дела. Вы тут что-то упоминали о любви и заботе, но я-то их не заметил, больше тут было высказано ненависти, и насмешки, и угроз выставить меня из дому. Если вы задумали отпугнуть Фриду от меня или меня от Фриды, то вы ловко за это взялись, но думаю, что это вам не удастся, а если бы и удалось, то – разрешите и мне на этот раз, хоть и туманно, пригрозить вам – вы в этом горько раскаетесь. Что касается квартиры, которую вы мне предоставили, – ведь речь может идти только об этой отвратительной конуре? – то ничем не доказано, что вы это сделали по собственной воле, должно быть, вам были даны указания от графской канцелярии. Я туда и доложу, что вы мне отказали, а если мне укажут другое жилье, вы, наверно, вздохнете с большим облегчением, но я вздохну еще глубже. А теперь я отправляюсь к сельскому старосте – и по этому делу, и по другим делам; а вы, пожалуйста, хотя бы позаботьтесь о Фриде – смотрите, в какое состояние ее привели ваши, так сказать, материнские речи!