Замок Орла - [147]

– К вам, самозваным вожакам горских разбойников, к тебе, Пьер Маркиз, горе-пастырь и никудышный вояка, к тебе, Жан Варроз, старый, беззубый солдафон и сварливый, злой пес, у которого не осталось сил кусаться, к тебе, Лакюзон, главарь банды мятежников, – к вам обращаюсь я, владетель Замка Орла, я, человек в черной маске, и заявляю, что не боюсь вас и вздерну всех троих на шпиле Игольной башни!

Я все сказал!..

Ответом на этот злобный выкрик было гробовое молчание – но тишина длилась не больше десяти минут.

– Огонь! – крикнул вслед за тем Антид де Монтегю. – Стреляйте по этим мужланам, дерзнувшим напасть на орла в его гнезде!

И тут же на стенах замка вспыхнули огненные языки – эхо разнесло по долинам оглушительный грохот выстрелов трех сотен мушкетов, открывших огонь одновременно, – Лакюзона и Гарба, стоявших у подъемного моста, обдало ураганом пламени и дыма.

Но каким-то чудом обрушившийся на них град пуль не задел ни того, ни другого.

– На штурм! – громогласно скомандовал тогда капитан, потрясая топором. – За мной, мои верные горцы!

* * *

Давайте оставим на время осаждающих и осажденных – предводителей горцев и хозяина Замка Орла – и вернемся во времени немного назад, к Эглантине. С девушкой мы расстались, когда ее, бесчувственную, унес белый призрак, точно скупой свое сокровище.

В прологе нашей книги мы вместе с Пьером Простом, врачом обездоленных, проникли в Игольную башню, прошли под тем низким сводом, на котором лекарь оставил отпечаток своей окровавленной руки… поднялись по лестнице из двадцати двух ступеней, что вели на второй этаж… и наконец мы переступили порог круглой комнаты, занимавшей весь верхний ярус башни.

Читатели, конечно, помнят, что в ту роковую ночь на 17 января 1620 года хозяин Замка Орла велел закрыть гобеленами стены комнаты, потолок, оконные проемы и даже пол, дабы никакие приметы, ни малейшая догадка не привели сюда Пьера Проста, вздумай он когда-нибудь дознаться до правды, которую от него утаили.

Черная Маска хотел скрыть рождение Эглантины под непроницаемым покровом тайны, чтобы в будущем мать с дочерью никогда не встретились.

Но случай или Провидение распорядились иначе – и алмазная розочка на медальоне, который несчастная роженица передала врачу обездоленных, стала звездой-покровительницей, вдруг озарившей путь в гавань для потерпевших крушение на корабле жизни. Благодаря ее свету приемная дочь Пьера Проста в конце концов нашла свою родную мать – Бланш де Миребель.

Когда бедняжка Бланш наконец испытала огромную и нежданную радость, вновь обретя дочь, которую считала потерянной навсегда, она была еще молода: ей не исполнилось и сорока. Только телесные и душевные муки долгого заточения состарили ее до времени, но не стерли последние следы той дивной красоты, что когда-то пленила сердце Тристана де Шан-д’Ивера.

Лицо у Бланш покрылось мертвенной бледностью, под глазами обозначились синеватые круги, становившиеся с годами все больше, а взгляд, некогда нежный, обрел странное – потерянное выражение.

Несчастная женщина, однако, сохранилс свои дивные, бархатистые темные волосы, которые когда-то множеством кос ниспадали ей до пят. Только теперь эти прелестные пряди, хоть и сохранившие шелковистую пышность, стали белыми как снег, и словно стекали среребристыми струями ей на плечи и иссохшую грудь.

Быть может, наших читателей удивило, что в течение долгих лет заточения узница пользовалась относительной свободой: владетель Замка Орла позволял ей выходить на верхнюю площадку Игольной башни и появляться в той части земляной насыпи, которая была отгорожена от остального мира никогда не отпиравшейся решеткой. Этой мнимой свободы Бланш де Миребель добилась для себя лишь спустя пять-шесть лет после того, как ее заточили в Игольную башню.

После довольно долгой болезни, часто сопровождавшейся горячечным бредом, бедняжке пришло в голову и дальше разыгрывать тихое помешательство – не проявляя ни буйства, ни ярости, она притворилась, будто не помнит даже своего имени и не сознает пережитое – ни прошлых, ни нынешних страданий. Она распустила волосы и стала кутаться в простыни, словно в длинное развевающееся покрывало – и так часами кружила по комнате, которая служила ей темницей, то и дело нудно повторяя низким голосом народные песни, знакомые ей с детства.

Антиду де Монтегю, поверившему, что у пленницы самое настоящее безумие, захотелось сыграть на этом. Он решил, что появление призрака в саване на вершине Игольной башни и среди деревьев на насыпи будет ему только на руку: создаст атмосферу ужаса вокруг главной башни Замка Орла и позволив чудесным образом скрыть правду за покровом жутких легенд, которые очень скоро разошлись по всей округе.

Благодаря ложному безумию, и только ему, для Бланш де Миребель и раздвинулись границы ее заточения.

Она не получила полной свободы, зато теперь по крайней мере у нее появилась возможность видеть солнце и вдыхать свежий воздух.

XXIX. Мать и дочь

Бланш де Миребель, удерживая Эглантину на руках и с нечеловеческой силой прижимая ее к груди, живо взбежала по лестнице в свою комнату, а вернее, темницу, и уложила так и не пришедшую в себя девушку на постель.