Замок Эйвери - [35]

А на меня смотрят, как на изверга рода людского, недочеловека, животное, с которым насильно приходится сидеть рядом и принимать пищу, обязательно сделав вид, как я им отвратителен. Со мной даже здороваться перестали! А всё из-за твоей поганой книжки, Север, которая попалась мне на глаза, когда я был, как этот… бер-серк, яростен и безжалостен.

- О какой книге ты говоришь? Впрочем, позволь, я угадаю - старинный свод, написанный готическими буквами…

- Да, это, к Мордредовой матери за пятку, «Потаённости тёмных проклятий и како накладывати их». И буквы ещё эти долбаные, еле прочитал.

- Постой, но это же очень сложно - там написано на английском диалекте норманнского, то есть, старо-французского… о, горе! Я же сам практически выучил тебя старо-французскому, когда десять лет пел тебе баллады и рондо! Это я виноват, что ты понял написанное и наложил эти ужасные проклятья на ни в чём не повинного Блейза!

Как же ты не понял, человек-волк, что Блейз буквально дотащил меня на себе до Школы из поместья Эйвери, где мне стало плохо…

- Ещё бы, ведь ты и там ухитрился, побывав всего лишь раз, убить волшебника - моего хорошего знакомого Ареса Нобилуса Горта. За что?! Он ведь не из тех, кто оскорбляет словом или действием, он был очень умным, сильным, храбрым, и, хоть он не присоединился ни к одной из сторон в первой и второй Войнах, но в третьей, вспомни, у тебя же отличная зрительная память - он сражался на нашей стороне, он был моим братом по оружию…

- А ещё он был грязным насильником, растлившим, растоптавшим и морально, и физически, и, к тому же, державшим на положении, хуже домового эльфа, Блейза Забини, девятнадцатилетнего мужчину, доверившего твоему боевому товарищу свою честь и тело, душу и сердце.

- Тебе рассказал это Забини, и ты поверил?!

- Да! Он показал это мне глазами, и я вторгся в его разум, разве поверил бы я на слово?! - при этом глаза мои раскрываются сами, без усилий, словно и не было никакой «ватной» прослойки на них, а всё, вся эта ватная подушка тотчас исчезает, и я смотрю прямо в глаза Рему.

Не знаю, да и не хочу знать, что он в них увидел, но Рем, жалобно сипя, выскакивает из моей «палаты» со стенками-ширмами.

Вскоре появлется, откуда ни возьмись, отодвинув одну из боковых ширм, Блейз.

- Ты что, прятался в этом помещении?!

- Ну д-да, а что?

- А как же твоя ликантропофобия?

- А ну её, главное, что… он ничего не сделал с тобой, лю-би-мый, - и впивается в мой рот оглушительным поцелуем - зовущим, манящим, немного печальным, но эта нотка печали в густом коктейле чувств, переполняющих меня, придаёт нашему поцелую особое очарование.

Оторвавшись, наконец, друг от друга, мы переводим сбившееся дыхание.

Блейз без церемоний произносит раздевающее заклинание для себя, торопливо, скопом, убирает вещи в прикроватную тумбочку и залезает ко мне под одеяло.

- Теперь ещё долго никто не заявится, даже мадам Помфри - все в Большом зале вкушают обед, а я решил насытиться тобой, если ты не против.

- А этот твой Фаджр не писал, как вернуться из странствия к Солнцу?

- Нет, но я полагаю, - при этом он стягивает с меня пижамные штаны, - что это происходит через какое-то время само собой.

- Через какое-то время? - с удивлением спрашиваю я, борясь изо всех сил с подступившим вожделением.

- Да, и через достаточно короткое - полдня, не больше. Но это же не остановит нас, правда?

Блейз расстегивает пижамную куртку и ласкает мои соски, пока они не затвердевают, потом залезает под одеяло и обводит языком вокруг пупка несколько раз, а потом вторгается в него и прикусывает нежную плоть, я выгибаюсь, неожиданно выдавая слабые места, но не могу не поддаться этой невероятной ласке, Блейз обхватывает обнажённую головку ртом и проводит по щели несколькими отрывистыми движениями, я закусываю губу, чтобы не застонать…

- Отпусти себя, Сев, - почти, как Поттер, говорит Блейз, но я не могу, не могу изменить Рему ещё раз.

- Потом, - говорю я трепещущему от желания любовнику. - Я устал и хочу спать. Пойми, Блейз, я провалялся в коме от сильнейшего сотрясения мозга, вернее, от его рецидива, Мерлин знает, сколько времени.

- Да, пять дней и шесть ночей, и я был всё время рядом, представляя себе, что, когда ты прийдёшь в себя… В общем, я мечтал побыть с тобой так, как ты захочешь… Прошу, не отказывай мне - ведь ты тоже такой же горячий и нежный, как и я. Позволь мне овладеть тобой, Сев, немедленно, иначе я сойду с ума от желания! - почти кричит он.

… И я отпускаю себя - ставший каким-то чужим Рем, преподавательницы и их слабые, по сравнению с Блейзовым Enervate, - всё где-то в другой реальности, такой далёкой и чужеродной.

Я позволяю вожделению охватить моё тело, и теперь горю, как в пламени… Как там говорил Блейз: «Как огонь, пожирающий пергамент»…

Нет, как Огонь, бушующий в крови от неведомой, хмельной, жалящей, как укус скорпиона, страсти. Что такого сделал Блейз со мною, что я чувствую… так ярко, как не было ни с Гарри, ни с Ремом? Я мечусь по койке, стараясь избавиться от этого, сжигающего даже разум, мой непокорный оплот сопротивления всем страстям на свете, но и он сдаётся под напором стального дамасского клинка страсти, и вот я уже лежу на животе, а Блейз проводит прохладным пальцем…(ну почему не языком?!) по промежности, ласкает анус, и я сдаюсь окончательно, впуская его в себя, чтобы он исполнил там, внутри меня, бешеный танец желания…