Замок братьев Сенарега - [20]

Для русичей то было Поле, для ляхов — Великий луг, для татар — просто Степь, богиня и мать, дающая защиту и пищу, дарящая щедро добычу — чужие стада да толпы ясыря.

Великое прибежище изгоев, благостью своей Поле кормило и привечало, злым же норовом — оберегало беглецов всех народов. Посылаемых в погоню государями людей — доспешных и панцирных, надменных в силе, — не принимало, губило. Налетая бураном и лютой зимней стужей, отмораживало им под бронею желудки и печень, отчего наступала в страшных муках скорая смерть. Летом заедало гнусом, замаривало лихоманкой. Насылало на таборы и стоянки саранчу и мышей. Душило зноем. Лишало войско коней, погибавших от бескормицы и безводья. Приканчивало людей голодом и жаждой. Напоследок прилетали вороны и коршуны Поля, прибегали волки — разделить, что осталось. Порой же последний суд вершила стрела или аркан татарина, или гультяя.

Только два года успело пролететь после падения Константинополя. И беседа в Поле, как и на многолюдных площадях Европы, шла о главном — о той угрозе, которую несли христианским странам поработители Византа.

— Вы знали великого Яноша, Теодоро, — продолжал свою мысль Конрад. — Завидую вам.

— Воевода рано умер, хоть и был в летах, — сказал молдавский витязь. — Христианству некого сейчас поставить на пути султана.

— А сын Хуньяди, молодой король Матьяш?

— Не воитель юный король. Не каждый сын — в отца.

— Святейший отец, по слухам, готовит крестовый поход.

— В христовом воинстве, — усмехнулся пан Тудор, — воюют друг с другом и вряд ли остановятся по зову папы. Возьмите следующего на пути осман государя — короля польского. Казимир борется и с московским Иоанном, и за венгерский престол — с домом покойного Яноша. Ко всему тому — и с вашим орденом, рыцарь, воюет польский король. Ваша милость видит в этом монархе могучего бойца против осман?

— Зовите меня братом, Теодоро, — сказал немец, вздохнув. — Ведь я — монах. — Мало похожий на инока красавец — воин недаром взгрустнул при упоминании о своем ордене.

Конрад фон Вельхаген, рыцарь Ливонского ордена, был сыном рыцаря и барона, павшего под Никополем. Отец, не грабивший купцов по дорогам, не склонный к иным подобным промыслам, обогащавшим благородное сословие по всей Германии, не оставил наследнику ничего, кроме славного имени и полуразрушенного замка. Рыцарь — сын вступил в Ливонское братство, чая встать в ряды бескорыстных, не запятнанных мирскою скверной христовых бойцов. Состоял при магистре, в орденской столице Мариенбурге. И ужаснулся вскоре, увидев, какой разврат и блуд царят за кирпичными стенами этой крепости — монастыря. Рыцарь попросился в один из действующих отрядов ливонских братьев; но братья тяжко ранили Конрада, когда он попытался помешать им надругаться скопищем над юной пленницей. Тогда фон Вельхаген, оправившись от смятения и раны, пал магистру в ноги, моля отправить его с горстью кнехтов[31] на самый дальний и опасный военный пост. Здесь, в Литве, среди болот и лесов, и взяли рыцаря, обессиленного лихорадкой, налетевшие на бревенчатую засеку татары. Кнехтов ордынцы перебили, а рыцаря увезли в Степь, где Конрад был продан Пьетро Сенареге за полторы сотни золотых.

С тех пор без малого пять лет ждал барон выкупа от извещенного им ордена, и надежда в рыцарском сердце Конрада фон Вельхагена начала уже угасать. Воин дал слово чести не ударяться в бега и не нарушил бы его, конечно, ни за что на свете. Но и без рыцарского слова, Конрад знал это, податься отсюда беглому было некуда, тем более — немцу, не привыкшему к Полю, не умеющему находить в нем путь. Рыцарь Конрад принял предложение Сенареги — служить у них начальником стражи за десять флоринов в год. И был готов исправно выплатить долг, хотя бы жить ему здесь пришлось все двадцать лет, ибо выкуп его, с обычной надбавкой, возрос до двух сотен золотом.

Тудор многое знал о Яноше Корвине, к концу жизни некоронованном правителе Венгрии. Хуньяди в свое время, как и Тудор, служил в отрядах итальянских кондотьеров. Он нанес османам первые в Европе тяжелые удары; своей стойкостью даже в поражениях Рыцарь востока, как прозвали великого воина, немало содействовал тому, что турок при его жизни все — таки удалось остановить. Конрад с жадностью слушал об еще не известных ему делах того, кто вел под Никополем войско, в котором сражался старший фон Вельхаген. Поражение огромной, с таким трудом собранной христианской армии было вызвано безрассудной храбростью молодого польского короля, бросившего закованных в латы всадников на укрепленный турецкий лагерь и погибшего первым в их рядах. Хуньяди тогда возглавил уцелевших воинов и вывел их из — под ударов победоносных османских полков.

— Великий Янош лучше всех понимал, как надо воевать на Востоке, — сказал Конрад. — Конница в латах давно отслужила здесь свой век.

Тудор с удивлением взглянул на рыцаря. Даже отправляясь полевать, фон Вельхаген не снял стального нагрудника и легкого, но крепкого шлема, не расстался с ненужным на охоте огромным мечом. Конрад перехватил его взор й усмехнулся.

— Это обычное снаряжение ордена, — пояснил он. — Я дал обет его не снимать. Ведя меня в неволю, татары, глумления ради, оставили мне эти латы, — добавил рыцарь. — Я не снимал их в плену, пока здешние сеньоры не выручили меня. Истинно выручили, — подтвердил брат Конрад, заметав насмешливый взгляд пана Тудора. — Вам ведь повезло, дикари отвезли вас в Леричи сразу. Видели бы вы, что творят они над пленниками, которых доводят до Крыма! Уж лучше смерть в пути!