Замкнутый круг - [51]

— Вот, подивись, — обратился он к Ченцову. — При плане пятнадцать тысяч они оформили подписку только на жалких две тысячи. И их это не волнует.

— На две тысячи триста пятьдесят, — поправил Сема.

Скрипаль дернулся и скривился, как от зубной боли.

— План вам, товарищи, довели десять дней назад, а вы и не чухаетесь. Придется принимать к вам крутые меры.

— Пойдите сами спытайте, чи вам дадуть, — ответил за всех старший Манохин и смутился под строгим взглядом предисполкома.

— Не думайте и не надейтесь, — взвинчивал себя и других Скрипаль, — что вопрос займа будет снят с вас. Расшибитесь, а план дайте! Иначе разговор будет другой. В первую очередь ответят те, у кого партбилеты.

Болезненный Ракович нервно затеребил и без того мятую шляпу. По лицу и шее у него пошли сизые пятна.

— Не стоит нас п-пугать, товарищ С-крипаль, — заикаясь, проговорил он. — Мы к-конечно виноваты, но н-не враги с-советской власти.

— Во вражий стан вас никто и не записывал, — смягчился Скрипаль. — Но невыполнение распоряжений центра будем расценивать однозначно. Как прямое пособничество! Ясно?

Говорил Скрипаль, но все посмотрели на Ченцова.

— Товарищам надо помочь, — прокашлявшись, сказал подполковник. — Я предлагаю сейчас пройти по дворам и поговорить с людьми. Одну группу поведу я, вторую — товарищ Скрипаль.

За предложение ухватились все. Предисполкома оставалось только согласиться.

— При одном условии, — попросил Скрипаль. — Вначале чаем напоите. Хлеб и колбаса у меня с собой. А то мы с шофером вес день в дороге.

Чай приготовить попросили «главного пособника» — Марию Гриценко, которая с радостью взялась за привычные хлопоты, так и не уяснив, куда ее приписали. Да хоть и горшком назови, как говорится. Лишь бы дальше куда не задвинули.

С Ченцовым пошли Шевченко, Миша Гонтарь и Поскребин. Первый дом — Матящуков. В сливовом цвете растворяются побеленные стены построек. Земля крутом вскопана, двор чисто выметен. Живут здесь мать с сыном. По хозяйской руке и заботе не сразу и догадаешься, что сын — безногий инвалид войны. Да не такие Матящуки, чтобы отчаиваться. Агриппина, как сына из госпиталя привезла, нанялась на здолбицкий маслосырозавод. Сам Николай и месяца не отдохнул, устроился в сапожную артель сапоги да туфли тачать, зимой валенки подшивать. А кому нужно, и конскую сбрую починить брался, столярной или слесарной работой не брезговал. Даже кастрюли паял. Для всех баб в округе нужнее его человека не было. А вот приголубить безногого никто не решался.

Николай под навесом сараюшки стучал сапожным молотком.

— Привет, Коля! — крикнул Миша Гонтарь.

Матящук вынул изо рта деревянные гвозди и, опираясь на самодельные костыли, припрыгал к плетню. С открытой улыбкой оглядел нежданных гостей.

— Здравия желаем! Проходьте до хаты, милости просим.

— Спасибо за приглашение, — Ченцов загородил дорогу своим спутникам. — Как-нибудь в другой раз. У нас много дел.

— Та, чего там! — замахал рукой Николай. — Уже вся деревня знает про ваши дела. Заходьте, сейчас молоко пить будем. — И, обернувшись, позвал: — Мамо! Мамо!

Подошла сухенькая полусогнутая женщина с таким же добрым, как у сына, лицом. Поклонилась всем.

— Мамо, подайте нам молока из погреба. А мы пока посидим, покурим.

— Ой, людоньки! Я зараз!

Второй раз отказываться было неудобно. Ченцов недовольно взглянул на Поскребина, но тот уже перелазил через плетень.

Уселись под тем же навесом, где Николай ремонтировал старую обувь. Василий Васильевич раскрыл пачку «Казбека». Несколько минут длилось неловкое молчание.

— Народ у нас ушлый, — по праву хозяина первым заговорил Николай. — Вы еще в сельсовете спорили, а нам уже соседка передала, с чем начальство до нас пожаловало.

— А мы и не скрываем, — запетушился Сема. — Идем собирать деньги для советской власти.

— Собирают деньги нищие на паперти, — поправил его Ченцов. — А государство берет у населения взаймы, чтобы со временем непременно возвратить долг.

— Понял, товарищ секретарь сельсовета? — Миша Гонтарь сдвинул Семе кепку на нос.

— Один хрен, отдавать надо, — серьезно сказал Шевченко. — Не так часто у нас деньги водились, чтобы их не жалеть.

— Это у кого как! — не унимался Поскребин. — Зажиточных семей в селе хватает.

— Вот их и трясти надо! Я списки предлагал составить!

— Займ — дело добровольное, — напомнил подполковник. — Прошу учесть, товарищи, что наша задача — агитировать, а не трясти.

— Тогда считайте, что меня уже сагитировали, — широко заулыбался Николай. — Вот, — он достал из нагрудного кармана почти до белизны застиранной гимнастерки приготовленные пятьдесят рублей. — Прошу принять!

— Как инвалид Великой… — начал было Ченцов и поперхнулся, встретившись взглядом с Матящуком. — Извини, брат! — И вместо рукопожатия крепко обнял солдата.

На втором подворье бойкая хозяйка грудью встала на защиту своих сбережений и не пустила делегацию дальше калитки.

— Дэ у мэне гроши? — кричала она так, будто их у нее отнимали. — Я не роблю! Чоловик робэ, з ним и балакайтэ. У кого гроши, хай платыть, як хоче, вин хозяин!

— Ну, так зови его! — Пробовал проскользнуть мимо дородной тетки Поскребин. — С твоим Мыколою мы зараз договоримся.