Заметки нанохорролога - [7]

Моя речь произвела на Петра действие, прямо противоположное ожидаемому. Он чуть не подпрыгнул, услышав мои возражения. Хорошо, что нас окружал нанопластик, на котором можно было вымещать хоть все негативные человеческие эмоции одновременно. Однако, антикварный графин я, всё же, от греха подальше, переставил на стеллаж. Петр, глядя на мой заботливый жест, сорвался на крик:

– Так вот какого ты обо мне мнения! Если хочешь знать, я догадался о твоей «афере» практически с самого начала программы! И – можешь удивляться, но мне понравилась мысль заставить корпорацию, а с ним и наше доблестное государство раскошелиться, но – исключительно с целью превратить воду в лекарство для каждого из нас! Поэтому я так долго молчал. И это, согласись, благородно! Ведь если бы «НАНО» пронюхало, что выполнить их задачу выборочного программирования мозгов тех, кто им нужен, возможно и без взаимодействия с водой, «водная» программа отодвигалась бы и дальше. Ведь гораздо выгоднее поддерживать фармацевтических монстров – монополистов «лекарственного» бизнеса, получая от них периодические вливания в экономику и политику, чем создать панацею от всех бед, которая будет доступна каждому, утолившему свою жажду обычной водой из водопровода! Да, тебе удалось ввести в заблуждение экспертов корпорации «НАНО», построив лжемодель сценария объективной квантовой редукции в микроструктурах клетки и макромолекулы воды. Для этого не нужен был громоздкий эксперимент космического масштаба – именно потому, что наша (я подчёркиваю наша, а не твоя!)смелая теория была одновременно и парадоксальна, и логична, мы сумели подтвердить свои гипотезы научными выкладками. Если даже они поверили в цепочку взаимодействий нанобиокомпьютер – кватебиофон – вода – человек, то, разумеется, пока тебе опасаться нечего. Но я не собираюсь мириться с тем, что по твоей милости будет вытворять с нами твоя «мудрая вода», пичкая наши мозги квинтэссенцией философии выживших из ума подвижников мысли, будь они трижды Сократами! И я этого так не оставлю. Даю тебе на раздумье три дня – и я докажу тебе, что моя алчность – это лишь плод твоей воспалённой хоррологической фантазии. Ровно через три дня, если ты не одумаешься, я рассекречу твои нанонаполеоновские планы перед корпорацией! И поверь – я смогу обосновать свои слова о-о-очень весомыми научными аргументами, а уж тогда… вобщем – тогда я тебе не позавидую!

Пётр, резко повернувшись ко мне спиной, почти выбежал из лаборатории. Говорят – первая мысль самая правильная. Наверное, потому, что она приходит к нам не совсем осознанно, на уровне интуиции. Именно такую мысль сравнивают со вспышкой молнии, называя молниеносной. И именно такая мысль осенила меня задолго до того, как Пётр скрылся в гроте, ведущем в его личную комнату. Наверное, она блеснула уже тогда, когда мой оппонент швырнул на стол свой браслет-кватебиофон. К концу разговора в моей голове уже созрело единственное, как мне казалось, правильное решение в такой ситуации. Да, не буду кривить душой: оно было весьма вероломно. Но, согласитесь, любое решение, которое мы принимаем, мы всегда оправдаем, по крайней мере, перед собой. Мне это сделать было вдвойне проще – ведь я руководствовался догмами нанохоррологии и идеей спасения человечества. Как видите – очень удобный счёт, на который можно списать абсолютно всё. В одном я тогда не осмелился себе признаться. Как и всякому настоящему учёному, мне не терпелось испытать своё детище не на подопытных биоквантовых моделях-роботах, а на том объекте, для которого оно и было предназначено – на человеке. Лекарственные свойства воды уже были благополучно испытаны на людях: специально для этих целей существует колония осуждённых к самой высокой мере наказания – пожизненных испытаний достижениями прогресса. Но вторая часть эксперимента, связанная с программированием конкретных поступков человека посредством использования нанобиокомпьютера и кватебиофона, не могла быть испытана корпорацией «НАНО» на «человеческом материале» – это была закрытая, секретная часть нашей научной разработки, поэтому испытания были проведены на биоквантовых моделях-роботах, полностью идентичных человеческому организму. Конечно, профессиональный зуд не давал мне покоя – мне не терпелось испытать нашу «находку века» на себе. Но Зоя и Фёдор, которым я ещё мог доверить себя в качестве тестируемого объекта, не были посвящены в эту часть заказа корпорации – такова была воля заказчика. И, конечно же, сами понимаете, доверить себя в качестве испытуемого такому коллеге, как Пётр, я просто не мог.

Да, Ваше предположение абсолютно правильно: единственным способом не поставить всю мою глобальную программу «мудрой воды» под угрозу, был способ заставить молчать взбунтовавшегося Петра. Не-е-ет, ну почему Вам на ум приходят такие крайние меры! Как Вы такое обо мне могли подумать?! Тот факт, что я всегда был и остаюсь одним из ярых противников эвтаназии, которая давно уже стала не только признанной законом медицинской практикой, но и нормой врачебной этики, наверное, говорит сам за себя. Ваша вторая догадка верна – я решил, как говорили древние, совместить приятное с полезным: Пётр, учитывая сложившиеся обстоятельства – прекрасная кандидатура на место испытуемого объекта. Во время разговора я старался не смотреть на кватебиофон Петра, ведь возможность воспользоваться случаем была слишком заманчива и очевидна: именно в этом устройстве, которым обладает каждый, находится та самая биофлешка, с элементами памяти, основанными на ДНК. А на ней – вся информация о владельце кватебиофона – практически резервная копия человека, позволяющая даже клонировать себя в крайних случаях. В старинных книгах времён Великой Депрессии можно найти фантастические повествования о краже далёких предшественников кватебиофонов – мобильных телефонов. Невообразимый факт – но это явление в определённый период даже носило массовый характер! В наш век воровство личных вещей и предметов обихода стало невозможно – благодаря нанотехнологиям они запрограммированы исключительно на своего владельца. Попадая в чужие руки, вещи теряют свои полезные свойства, и их невозможно использовать по назначению, что, соответственно, делает такую кражу абсолютно бессмысленной. Безусловно, можно делать подарки и оставлять вещи наследникам: перепрограммирование вещей на другого владельца возможно, но исключительно по доброй воле предыдущего владельца вещи. Именно поэтому люди не переживали о случайных потерях вещей – так или иначе, потерянная вещь всегда находила своего владельца. Однако – у меня нет времени на лирические отступления: для выполнения моего плана было необходимо скопировать информацию с биофлешки Петра. Тогда я смогу подавать любые программирующие сигналы на его кватебиофон. Корпорация «НАНО» имела доступ к государственному хранилищу копий таких биофлешек и поэтому, могла применить нашу научную разработку к любому из нас, у меня же был единственный шанс – воспользоваться случаем и завладеть необходимыми данными. Потом – Пётр полностью в моей власти. Мне опять пришло на ум крылатое выражение древних – «ловкость рук и никакого мошенства», как нельзя более подходящее к этой ситуации. В Кванте 121 находилась служебная информация о кодах доступа к нашим биофлешкам. Раз – два – три – и после необходимых манипуляций биофлешка Петра была возвращена на место. И – как раз вовремя. Пётр с крайне обеспокоенным видом буквально влетел в лабораторию. Я, опорожнив графин, заботливо вытирал его полотенцем. Наблюдая краешком глаза за подозрительно косящимся в мою сторону Петром и одновременно изображая отстранённую возню с графином, я тихо торжествовал. Пётр, как мне показалось, облегчённо вздохнув, сгрёб со стола свой кватебиофон и демонстративно молча прошествовал мимо меня в свою личную комнату.