Заметки летописца - [28]

Случилось при этомъ обстоятельство весьма важное и характеристическое, — и для газеты, о которой мы говоримъ, и для эпохи, которую переживаемъ. Понадобились газетѣ такія сужденія, для утвержденія которыхъ оказались полезными и даже вполнѣ необходимыми понятія совершенно особаго рода, напр., понятіе объ особыхъ началахъ нашей исторіи и т. д. «Московскія Вѣдомости» стали смѣло употреблять въ дѣло эти понятія, которыя прежде не были имъ нужны, и потому никогда ими не употреблялись. Дѣло было принято за неожиданную новость; нѣкоторые, очевидно поверхностные люди, обвинили было «Московскія Вѣдомости» въ томъ, что они будто бы стали славянофильствовать. Обвиненіе и удивленіе весьма несправедливыя; всѣ понятія, какія только есть на свѣтѣ, могутъ быть съ полнымъ правомъ употребляемы «Московскими Вѣдомостями», какъ скоро въ этихъ понятіяхъ окажется какая нибудь надобность и польза. Если же такимъ образомъ пойдутъ въ дѣло понятія несогласныя и противорѣчивыя, то мы можемъ утѣшиться, замѣтивъ: понятія у нихъ нескладныя, за то сужденія прекрасныя.

Во всякомъ случаѣ, фактъ многознаменательный. Мы знаемъ, что родоначальникъ «Московскихъ Вѣдомостей», «Русскій Вѣстникъ», выступилъ подъ знаменемъ общечеловѣческихъ идей, подъ знаменемъ науки, единой для всего человѣчества. Этой точки зрѣнія онъ твердо держался и, при случаѣ, защищалъ ее съ большимъ жаромъ. Но этихъ общихъ понятій, не говоря о томъ, достаточно ли широки и ясны они были, доставало только до тѣхъ поръ, пока жизнь спала и позволяла намъ предаваться отвлеченностямъ. Когда почувствовались жизненныя движенія, для нихъ потребовались и жизненныя понятія: славянофилы побѣдили.

Мы не сомнѣваемся въ важности, въ существенности той перемѣны въ нашей литературѣ и нашемъ умственномъ настроеніи, на которую хотѣли указать хотя въ общихъ чертахъ. Понятія и взгляды, которые прежде, повидимому, стояли на заднемъ планѣ, которые казались исключительными, даже странными, вдругъ заняли первое мѣсто, получили наибольшій вѣсъ, обнаружили первостепенную ясность и силу. Напротивъ, то, что производило всего болѣе шума и, повидимому, владѣло общимъ вниманіемъ, вдругъ отлетѣло какъ шелуха и оказалось, какъ шелуха, ни къ чему не пригоднымъ. Странно подумать, съ какимъ внезапнымъ равнодушіемъ общество отворотилось отъ того, чѣмъ, повидимому, такъ жарко увлекалось; странно подумать объ этомъ внезапномъ безсиліи, которымъ вдругъ были поражены воззрѣнія, производившія прежде такое сильное дѣйствіе. Такимъ образомъ, опытъ обнаружилъ настоящую цѣну нашихъ взглядовъ и настроеній; то, что имѣло дѣйствительную силу, развилось и раскрылось въ отвѣтъ на вызывавшія вліянія; а то, что имѣло призрачное значеніе, значеніе явленій воздушныхъ и эфемерныхъ, потерялось и разсѣялось въ прикосновеніи съ дѣйствительностію.

Вотъ, мнѣ кажется, настоящій смыслъ литературнаго событія, которое я обозначилъ краткою формулою: Славянофилы побѣдили.

Эпоха, 1864, іюль

Опредѣленіе нигилизма

Въ іюньской книжкѣ Отечественныхъ Записокъ находится слѣдующее опредѣленіе нигилизма:

«Извѣстно, что ничего бывшаго, ничего сущаго и даже осуществляемаго ортодоксальный нигилистъ признавать хорошимъ не долженъ: онъ обязанъ сочувствовать только тому, чего нѣтъ, стремиться къ тому, что еще возбуждаетъ сильныя сомнѣнія насчетъ своего существованія въ самой утробѣ временъ, особенно къ тому, что не оставляетъ ни малѣйшаго сомнѣнія насчетъ своего несуществованія даже и въ этой утробѣ; ибо только этимъ способомъ онъ можетъ улепетывать отъ стрѣлъ, пускаемыхъ въ него здравымъ смысломъ, и только это улепетываніе и поддерживаетъ въ немъ ту рѣзвость фантазіи, при которой становится понятнымъ, почему онъ свои незлобливые и отчасти даже милые шиши, посылаемые въ безпредѣльное пространство, считаетъ разрушительными гранатами».

Рѣзкость выраженій этой характеристики вполнѣ выкупается ихъ несомнѣнной мѣткостію. А вотъ и другое, болѣе серіозное опредѣленіе нигилизма, сдѣланное редакціею Дня, № 31:

«Нигилизмъ есть естественный, законный, историческій плодъ того отрицательнаго отношенія къ жизни, въ которое стала русская мысль и русское искусство съ перваго шага своей дѣятельности послѣ Петра. Вспомнимъ, что исторія нашей „литературы“ (въ тѣсномъ смыслѣ) начинается сатирой! Это отрицаніе должно дойти, наконецъ, до отрицанія самаго себя. Таковъ процессъ нашего общественнаго сознанія и таково историческое оправданіе нигилизма. Въ частности же онъ имѣетъ значеніе протеста, не всегда справедливаго, но полезнаго уже тѣмъ, что, съ одной стороны, воздерживаетъ отъ примиренія со многою ложью и пошлостію, а съ другой — нападеніями на истину — вызываетъ ея приверженцевъ на болѣе разумную, строгую, критическую ея повѣрку и защиту».

Прибавимъ къ этому, что дѣятельныхъ истины оказывается гораздо меньше, чѣмъ можно бы было желать и надѣяться, и что, вообще, размѣры явленія указываютъ на неясность и бѣдность формъ той, въ сущности могучей внутренней жизни, къ которой нигилисты ставятъ себя въ отрицательное положеніе.

Въ чемъ заключается верхъ безобразія

Читалъ я іюньскую книжку «Современника». Я люблю читать «Современникъ», какъ вообще люблю все ясное, опредѣленное, все то, что отчетливо понимаю и къ чему могу поставить себя въ несомнительное и твердое отношеніе. Пріятно мнѣ наблюдать въ «Современникѣ» постоянно веселый и бодрый тонъ, тонъ людей, очевидно, довольныхъ собою, ни мало не колеблющихся въ сознаніи своего ума и превосходства. Совершенно ясно мнѣ, какъ отсюда проистекаетъ та постоянная насмѣшливость, которая господствуетъ въ этомъ журналѣ и которая живо напоминаетъ мнѣ рѣчи петербургскихъ чиновниковъ и вообще большинства петербургскихъ людей. Нужно отдать полную справедливость — «Современникъ* есть журналъ петербургскій въ полномъ смыслѣ этого слова. Петербургъ же, какъ извѣстно, есть городъ просвѣщенный и образованный до высочайшей степени. Чтобы убѣдиться въ этомъ стоитъ только послушать бесѣду его жителей, даже самыхъ маленькихъ, какихъ нибудь титулярныхъ совѣтниковъ или губернскихъ секретарей. Просвѣщеніе необыкновенное. Все-то они пересмѣютъ, все поддѣнутъ на зубокъ, вездѣ найдутъ пятно; чего лучше — многіе глумятся даже надъ строгимъ соблюденіемъ постовъ. Такъ что слушаешь-слушаешь и думаешь себѣ: чортъ возьми, какіе, однакожъ, образованные люди! Какое отсутствіе предразсудковъ!