Заметки краеведа в третьем поколении - [21]

А вот ещё стихи Николая Ушакова:

В молоденький осинник,

В сквозной березнячок,

Бежит наш именинник —

Весёлый ручеёк.

Так в строку и просится «березничок». Мне кажется, стихотворение звучало бы лучше, но автор предпочёл худший вариант, возможно, о другом он и не знал.

Такой же разнобой в отношении топонима «Березники» и в научной литературе. В полном географическом описании нашего Отечества «Россия», вышедшем в 1914 году, в томе «Урал» о Березниках говорится 11 раз, из них 10 раз поселок называется Березняки и только один раз Березники. «Березняки» писали журналисты и писатели, к счастью, далеко не все. Однако в официальных документах самых высоких инстанций название города никогда не искажалось.

15 марта сего годе в Березниковском историко-художественном музее им. Коновалова проходило закрытие месячника «Музей и дети», где демонстрировали десятиминутный документальный фильм, снятый ещё в 1932 году под названием «Березняки», но отдельные сцены предваряли надписи, где писалось «березниковцы».

С двойной транскрипцией «6ерезники»-«березняки» произошёл курьёзный случай. Б. Н. Ельцин послал в подарок школе имени А. С. Пушкина, которую он закончил, свою книгу с автографом, который начинался словами: «Дорогой березняковской школе…» Автограф фактически воспроизвели в газете. Вызвало это много шуму и разговоров, газету показывали друг другу. Коренной березниковец, каким являлся Б. Н. Ельцин, никогда не напишет «березняковской», а будет писать «березниковской». Значит, за Ельцина похожим почерком писал автограф, кто-то другой, но этот кто-то не знал, что следовало написать «березниковской».

В защиту историка…

В последнее время пошли потоком публикации краеведческого толка. Одни перепевают давно известные, другие равнодушно безразличные берут из интернета.

С предубеждением я стал читать статью научного сотрудника нашего музея В. В. Швеца и был поражен свежестью взгляда, новизной, железной аргументацией, с какой изучались истории бронепоезда № 2. В. В. Швец употребил все усилия к тому, чтобы сделать историю бронепоезда настолько точной и правдивым отражением действительных событий, насколько это возможно было благодаря сведениям, которые он старательно собрал.

С интересом я прочитал прекрасно написанные идеализированные, но искрение суждения на тему Валентины Гудошниковой На эту тему.

Ее упреки автору:

1. Ставит под сомнение замечательные книги Михайлюка

2. Труды профессора Капцуговича

3. Воспоминания участников событий, в том числе её двоюродного деда Е. Д. Ямова

История это наука, литература искусство

Историк исходит только из фактов, писатель парит в свете воображения, фантазий и т. п.

Льва Толстого упрекали в отступлении от действительности в романе «Война и Мир», он ответил, что он не историк, а писатель и волен обращаться фактами.

«Историку запрещено в обосновании своих аргументов использовать художественную литературу». В. В. Швец непросто вступил в спору с Михайлюком, следовало вообще не упоминать его.

О «замечательных» книгах Михайлюка

Займемся одной «Город белых берез», вышедшей в 1982 г. к 50-летию Березников.

Администрация города обратилась с предложением написать книгу о городе к пермскому журналисту В. Михайлюку, городской музей открыл ему свои фонды. Книга вышла к юбилею города, тираж 25 тысяч экземпляров, цена 50 копеек. С дрожью в руках я открыл книгу, с первой страницы сплошные ошибки, неточности, у меня привычка отмечать их красным карандашом, но книгу дочитал до конца и больше её не открывал.

Пошел в городской музей. Директор музея Гармс в ярости. «Мы дали ему документы, думали что принесет нам рукопись, проверит, уточнит, а он сразу отдал в печать, рецензентом был А. Н. Головин, секретарь горкома партии, по образованию железнодорожник, хотя историк с научным званием, и в книге сплошные ошибки».

Такое же мнение было у всех работников музея, с ними я общался.

Много позднее однажды Л. Ф. Коржевникова беседовала с молодым работником музея, говорила что с книгами Михайлюка надо обращаться осторожно, много ошибок. Задумались на минуту и сказали: «Лучше книги этого автора вообще не читать».

Тираж книги разошёлся быстро, встал вопрос о переиздании, работники музея приложили огромные усилия, и книгу не переиздали.

Была критика и снизу, в «Березниковском рабочем» появилось опровержение на один довод Михайлюка и сообщалось, что в редакции есть еще и они их опубликуют. Ничего в газете не появилось. Много лет прошло, разговорились с одним журналистом-пенсионером и вспомнили этот факт, спросил, почему они прекратили печатать мнения читателей. Его рассказ «Этим делам занимался я, в редакцию буквально хлынул поток писем с критикой, иногда с руганью, прикладывали документы, решили некоторые напечатать. Набралась огромная папка. Напечатали только один раз. Пришел Михайлюк в кабинет главного редактора, поговорили, вышли ко мне. Редакатор говорит, что Михайлюк хочет их посмотреть, а потом письменно ответим. Я с неохотой отдал папку. Михайлюк взял папку, уехал в Пермь, ничего не писал, я ему позвонил по телефону, верни хоть папку, читатели требуют документы назад. Михайлюк перестал брать трубку. Коллега, услышав наш разговор, спросил о какой папке идет речь. Я ему рассказал, он вспомнил, что шёл в редакцию, Михайлюк шел навстречу, папка была подмышкой, похабно ухмыльнувшись, сунул папку в мусорную урну и гордо пошел дальше».