Заложники - [31]

«Ничего» – шептал маленький садистский голосок внутри неё. Но девушка понимала, что в тот момент встала на развилку судьбы, и выбор был или-или, третьего не дано. Выбери она мальчика, приехала уже на развалины здания, Центра в нём уже не было бы.

Тамара корила себя, металась, уговаривала, что всё успела бы, ругала, что так долго провозилась с Центром… И в то же время, какая-то часть её холодно осознавала, что встань перед нею вновь этот выбор, она поступила бы точно так же.

Девушка вошла домой, когда на улице минула полночь. Продрогшая, с горящими от температуры щеками, Тамара бессильно опустилась в коридоре на пол, не в силах посмотреть знахарю в глаза. Почуяв неладное, Михаил Иванович вышел из-за кухонного шкафа и посмотрел на неё.

– Он умер… – прошептала она, стягивая с головы платок, – Простите… Он умер, умер! Простите! – и разревелась, не в силах больше сдерживаться.

– Кто? – не понял Михаил Иванович и подошёл к ней, – Кто умер-то?

Привлечённый шумом, из кладовки вышел Мишенька и встал тихонько в сторонке.

– Священник! Священник, который покрестить Мишеньку мог! Простите меня, я так виновата перед вами!

Знахарь смущённо прокашлялся, быстро посмотрел на мальчика и произнёс:

– Тамар, ну ты это… не разводи сырость. Совсем забыл тебе сказать… Мы тут с Мишенькой посовещались и… в общем, мы не хотим. Вот.

Девушка подняла на него распухшее от слёз лицо и непонимающе спросила:

– Чего не хотите?

– Друг без друга не хотим мы уходить. Он без меня, а я без него никуда не пойду. Поэтому не надо никого крестить, пусть так, как-нибудь.

Тамара захлопала глазами, и слёзы с новой силой потекли по щекам:

– Да глупости вы, Михаил Иванович, говорите! «Так как-нибудь»! Этот священник и вас бы покрестил, вместе с Мишенькой и ушли бы!

Знахарь удивленно хохотнул и всплеснул руками:

– Вот дурная ведьма на наши головы свалилась! Ополоумела совсем! Колдуна крестить собралась!

– Да! Именно! – провыла Тамара, уткнувшись лицом в платок, – Дурная и полоумная! Я сначала дел наворочу, а потом как расхлёбывать их не знаю! Я у Тама-Ри Центр чуть ли не выскулила, а теперь табличку на калитку повесить боюсь! Потому что «мистические существа» – это все, понимаете? Светлые, Тёмные – все! Любой может обратиться за помощью, а я и отказать не смогу! Сижу и дрожу, потому что, а ну как Тёмный придёт? Вдруг демон обратится за помощью? И что? Что я тогда делать-то буду-у-у…

Михаил Иванович наклонился и положил ей на голову свою ладонь.

– Что делать, что делать… А то же самое, что и всегда – с добром к нему отнесёшься. С добром всегда надо и всё у тебя получится. А добра этого у тебя внутри навалом. На всех хватит, и на Светлых, и на Тёмных…

Мишенька подошёл и присел с ней рядом, осторожно коснулся её руки:

– Тёть Тамар, не плачь. Мы с дядей Мишей так решили, что только вместе. А священник этот нам обоим всё равно бы помочь не смог, а так… Да и на кого мы Центрика оставим? А тебя? Пропадёшь без нас совсем. Пойдём, я тебе там кофе в кружку насыпал. Я бы и кипятка налил, но дядя Миша не разрешает мне плиту включать.

Тамара подняла на него лицо, вытирая слёзы платком:

– Правильно Михаил Иванович говорит, газ и спички детям не игрушки, – и подозрительно уточнила, – Кофе без соли?

– Без соли, без соли, – улыбнулся ей мальчик.

«Табличку всё же повесьте, скучно без дела сидеть», – тихо проскрипел Центр.

Михаил Иванович громко хлопнул в ладоши:

– А точно! Пойдёмте табличку вешать, пока Ведьмовской Час идёт. Там мужская рука нужна, Тамарке одной нипочём не справиться. Ну-ка, Мишаня, где у нас молоток и гвозди? Тащи их сюда.

Мальчик нырнул в кладовую и протянул знахарю требуемое, хитро прищурился:

– Дядь Миш, а Валерьич опять ругаться будет, что сильно шумим.

Знахарь взял табличку, молоток, гвозди и бодро зашагал к калитке:

– Один раз в дело, так можно.

– Да ну? А если не один раз придётся? – вприпрыжку поскакал мальчик следом.

– Как придётся, так и решать будем. На, держи гвозди.

Тамара вышла за ними следом в бетонный коридорчик, облокотилась о дверной косяк и стала наблюдать, как они открыли калитку и принялись прилаживать к ней табличку с внешней стороны.

«В своих метаниях и переживаниях я и не заметила, как изменился дом, Михаил Иванович… Мишенька вот перестал на чертёнка походить. Исчезла сажа с головы и рубашечки, волосы рожками скручивать перестал, топорщатся теперь вихрами, как у Михаила Ивановича. Хорошо-то как! Очень удачно в своё время свалился мне на голову этот дом, мои Тридцать-Три-Счастья…»

Покончив с табличкой, они все вместе вернулись домой. Тамара вскипятила воду, налила в кружку с уже насыпанным Мишенькой кофе и добросовестно выпила его до дна под пристальным взглядом мальчика. Хотя больше всего ей в этот момент хотелось просто добраться до дивана и уснуть, замотавшись с головой в тёплое одеяло. Час Ведьм закончился, и Мишенька с Михаилом Ивановичем стали постепенно становится невидимыми, чтобы в предрассветных сумерках вновь проявиться.

Получив от них пожелание сладких снов, Тамара включила ночники и упала на диван. Знахарь и мальчик остались бодрствовать: мертвецы не спят.

– Вот Мишаня, – нравоучительно сказал знахарь, бросив в спящую Тамару вязь заклинаний оздоравливающе-беспробудного сна, – с бабами всегда так. Копят всё в себе, копят, а потом – бац! – и прорывает плотину, слёзы на пустом месте рекой. Так вот их в этот момент надо пожалеть, по голове погладить, обнять. Что им? Многого не надо. Поплачут-поплачут, да и всё. Точно небушко умытое из-за туч выглядывает.