Заложники на Дубровке, или Секретные операции западных спецслужб - [34]
После того как Кобзон, Хакамада и примкнувший к ним Немцов отправились в Кремль, на сцену выступили другие лица.
Профессор Леонид Михайлович Рошаль, председатель Международного комитета помощи детям при катастрофах и войнах и руководитель отделения неотложной хирургии и травмы НИИ педиатрии Научного центра здоровья детей, пришел к захваченному театральному центру сам. За плечами профессора было много локальных конфликтов: война в Персидском заливе и гражданская война в Югославии, войны в Грузии, Нагорном Карабахе, Армении, Азербайджане, война в Чечне и агрессия НАТО против Югославии в 1999 году. Рошаль был врачом, и спасать жизни людей было его работой и хорошо осознаваемым долгом.
После захвата здания мюзикла, рассказывал Рошаль, «я почувствовал необходимость связи между миром и теми, кто оказался там. И подумал: кто, какой профессионал там нужен?…Кто должен быть там? Доктор, конечно. Поэтому я позвонил Юрию Михайловичу Лужкову. И что интересно. Я звоню Иосифу Давыдовичу Кобзону, когда он только вышел от них, а он говорит: „Мы только что с Лужковым о тебе разговаривали“… И получилось — и я, и Иосиф Давыдович сказали об этом Лужкову, считай, одновременно».[211] Правду говорят, что добрые мысли приходят в умные головы одновременно.
Несколько часов назад террористы просили врачей; однако иностранцев, желавших идти в контролируемое бандитами здание, оказалось немного. Немецкие врачи, находившиеся у оцепления, от такого предложения отказались наотрез. Согласился профессор Анвар Эль-Сайд, доцент кафедры хирургии Академии им. Сеченова. Иорданец по национальности, он уже лет двадцать жил в России и имел двойное гражданство. Двадцать лет — более чем достаточный срок, чтобы почувствовать родной чужую когда-то страну. Анвар Эль-Саид мог не идти в театральный центр; все-таки это была не его война. Он пошел.
Вместе русский и иорданский врачи подошли к входу в ДК. «Если честно, — признавался через несколько дней Анвар Эль-Саид, — мне до сих пор страшно думать о том, как мы туда ходили… Вы знаете — это сильнейший стресс. У меня долго еще после похода в ДК все внутри дрожало».[212]
Террористы на сей раз встретили пришедших куда как негостеприимно. Сначала проверили документы: российский паспорт Рошаля, конечно, привлек внимание. Наконец, Рошаля спросили: «Почему вы?» За долгую жизнь профессора такой вопрос ему задавали неоднократно; задавали его и уже после завершения кризиса с заложниками. «Для врача при спасении людей нет различия по их цвету кожи или по цвету политических убеждений, — объяснял впоследствии Леонид Михайлович журналистам. — Поясню примером. В августе девяносто первого я добровольно пошел к Белому дому… Я, в общем-то, особых симпатий и пристрастий ни к той, ни к другой стороне не испытывал. Но там собрались тысячи людей, трагическая, кровавая развязка была весьма вероятна. Я подумал: если все это там начнется, кто будет оказывать помощь? Поэтому я был там. И там же были сотни таких же медиков, как я. По этим же личным мотивам я оказался рядом с залом, где шел „Норд-Ост“».[213] В захваченный театральный центр Рошаля привел долг врача и просто неравнодушного к чужой боли хорошего человека.
Но как было объяснить это чувство террористам? Он рассказал лишь о том, что уже бывал в Чечне и помогал раненым детям.
— А где же инструменты?
Рошаль объяснил, что пока пришел только выяснить, чем можно помочь…
— Идите отсюда, — сказали ему террористы. — Если в следующий раз вы придете без инструментов, мы вас убьем. А по дороге заберите там, на первом этаже валяется одна убитая. Пришла к нам пьяная. Она лазутчица, шпионка, поэтому мы ее убили.[214]
Рошаль и Эль-Саид вынесли из здания тело убитой Ольги Романовой и взяли в какой-то «скорой» хирургический чемоданчик и минут через десять снова вошли внутрь.
А руководство оперативного штаба теперь располагало новой и очень неприятной информацией: по какой-то причине поведение террористов стало более агрессивным. Что это, случайность или…
О самом неприятном варианте — что из-за границы, куда, согласно перехватам, постоянно звонил Бараев, от истинных организаторов и руководителей преступления поступил сигнал форсировать ситуацию, обострять ее, — об этом варианте не хотелось даже думать.
Однако прорабатывать надо было любую версию: что, если вот сейчас террористы взорвут здание?
Агрессивность террористов, между тем, была объяснима. Высшие российские власти молчали. Никто не торговался, не кричал в трубку: «Мовсар Бараев, вы меня слышите?»… Напротив, явно ощущалось, что Кремль постепенно начинает противодействовать террористам на информационном поле, придерживая одну информацию и озвучивая другую. Уже были обнародованы доказательства причастности к теракту Масхадова, российские дипломаты пробивали в Совете Безопасности ООН резолюцию, осуждающую захват заложников на Дубровке, под давлением России была отменена презентация в Гааге «The Chechen Times». Именно в первой половине дня должны были раздаться подготовленные сообщниками террористов взрывы у кафе «Пирамида» в центре Москвы и на одной из станций метро.
