Заложник. История менеджера ЮКОСа - [7]
Я не чувствую угрозы, не осознаю реальности происходящего. Мне кажется, что я попал в дурдом. Даю согласие ответить на вопросы под запись на диктофон без присутствия адвоката. Рассказываю всю правду: свою биографию, как попал на работу в ЮКОС, с кем знаком, чем занимался в компании. Правда их явно не устраивает. Меня проводят в другой кабинет, к уже знакомому «доброму» следователю по особо важным делам господину Хатыпову. Он мне делает официальное предложение сказать то, чего не было. Мне это кажется дурным сном или сценой из дешевого кинофильма…
Команду следователей для нашего дела собирали со всех уголков нашей необъятной родины. Призваны были лучшие кадры. Но возможно, что на местах решили избавиться от худших. Костяк группы — представители Башкирии. Руководитель следственной группы Каримов, его заместитель Хатыпов и Ганиев. Были здесь и представители Волгограда, Белгорода, Курска и даже Мичуринска… Они приехали покорять Москву и сделали головокружительную карьеру.
Я действительно не понимаю, в чем меня обвиняют. «Добрый» следователь Хатыпов вежливо предлагает мне чай, башкирский мед, конскую колбасу и рисует перспективы освобождения. Есть совсем не хочется. Спать тоже. Придумывать то, чего не было, мне не хочется, как, впрочем, не хочется и конской колбасы. Разговор явно не клеится…
Так и не отведав башкирского меда, возвращаюсь в ИВС. Мой сокамерник, к счастью, куда-то испарился. Я остаюсь в камере наедине со своими мыслями. Ложусь на нары, пытаюсь уснуть. Не сплю вторые сутки, а сна ни в одном глазу. Казалось, вот только закрыл глаза на мгновение, а уже опять громыхает железная дверь, и меня везут на допрос. В тот день я не вернусь в изолятор временного содержания. Закончатся те самые сорок восемь часов, в течение которых меня имеют право здесь держать. У них было всего два варианта. Либо отпустить меня домой, либо предъявить обвинение и решить вопрос с судом о мере пресечения. Именно решить. Находясь в прокуратуре, я случайно услышал разговор двух следователей.
«Надо только Фею предупредить», — говорит один другому.
«Да я уже ей отзвонился, все в порядке», — непринужденно отвечает другой.
Позже я узнаю, что так они между собой ласково называли председателя Басманного суда. В тот день состоится мое первое знакомство с судом, чье название породило фразу «басманное правосудие». Здесь же я впервые увижу господина Лахтина, нагло и цинично вравшего, что я могу скрыться и меня надо держать в тюрьме. Мои слова о том, что я пришел на допрос добровольно и ни от кого скрываться не собирался, остаются неуслышанными. Судья быстро, как бы между делом, решает вопрос о моем аресте. Легко и непринужденно, словно выпивает стакан холодной воды, она выносит решение: «В связи с особой опасностью и возможностью скрыться избрать меру пресечения арест». Точка. Я воспринимаю арест как чью-то злую или неудачную шутку.
«Какая тюрьма? — мое сознание отказывается воспринимать происходящее. — У меня же билеты на самолет на руках, отель оплачен, а сын так долго ждал этой поездки!» Мне кажется, что все вот-вот образуется и закончится, но «шутка» затягивается.
Мне предъявляют предварительное обвинение, которое позднее, подредактировав, перепредъявят. Понять, в чем меня обвиняют, невозможно. Недаром на тюремном сленге этот документ называют «объебон». В этом вся суть. Лучше не скажешь. У меня появился адвокат Яртых, которого я искренне просил разъяснить смысл предъявленных обвинений. На «объебоне» (извините за ненормативную лексику, но иным словом ту бумагу назвать не могу) я написал: «Обвинение мне непонятно». Позже я отказываюсь от услуг этого адвоката, который, по странному стечению обстоятельств, через несколько лет будет защищать интересы моего «ночного гостя» — генерала, к тому времени уволенного из МВД.
* * *
Каждый человек имеет собственную картину мира, порой отличающуюся от реальной. Когда две картины не совпадают, возникает серьезный конфликт. В моей — наверное, наивной — картине мира Генеральная прокуратура и суд были вершиной закона и правосудия, и я надеялся на справедливость, на то, что они разберутся и меня вот-вот отпустят. Эта наивность помогла пережить все эти события. Я всегда чего-то ждал. Ждал суда, когда в очередной раз будут рассматривать вопрос о продлении срока ареста, надеясь уйти домой из зала суда. Ждал окончания суда и вынесения приговора, надеясь быть оправданным. Ждал кассационного рассмотрения жалобы на приговор в Мосгорсуде, затем рассмотрения надзорных жалоб в Мосгорсуде и Верховном суде… Уж и срок прошел, а я все жду. Я не признал свою вину, не согласился с приговором. Моя жалоба на приговор ждет своего часа в Европейском суде по правам человека уже шесть лет…
Глава 4
Здравствуй, Бутырка!
Из суда в автозаке меня везут в Бутырку. Я выпрыгиваю из машины. Здание, построенное еще во времена Екатерины Второй и подходящее больше для музея, производит сильное, хотя и гнетущее впечатление. Огромные ворота, высоченные потолки. Лязг открывающихся запоров, звуки хлопающих дверей гулким эхом разносятся по всему огромному коридору. Подсознательно ты чувствуешь, как вся эта махина нависает над тобой, придавливает, готовая обрушиться на тебя всей своей мощью, от чего становится не по себе…
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.