Заложник должен молчать - [10]

– А Сергеич не может просветить нас чуть раньше? – Майор встретился взглядом с комбатом и понял, что сморозил глупость.

– Бесполезно, – скорчив гримасу, отрицательно покачал головой Шипунов. – Не знаю, что им от нас требуется, но молчат так, будто от вашего задания зависит судьба мира, – при этих словах он усмехнулся, – конспираторы, блин. Боятся утечки информации. Вот так прямо все бросятся трезвонить об их секретах. Да хрен с ними! Сейчас твоя самая главная задача – подобрать себе бойцов. Только предупреждаю сразу – группника разрешу взять только одного.

– Тогда Ефимов, – не медля ни секунды, отозвался командир роты.

– Но он только приехал… – сидевший на кровати начштаба удивленно привстал.

– И что? – с вызовом отозвался Гордеев.

– Да в принципе ничего, вот только какая-никакая адаптация ему нужна.

– Вот на БЗ и адаптируется, – поддержал выбор ротного комбат.

– Ефимов так Ефимов. – Начштаба долго спорить не собирался. В принципе, какая ему-то разница, кого отберет Гордеев?

– Кто еще? – требовательно спросил комбат.

– Онищенко, Тулин, Бочаров, Маркитанов.

– Маркитанов останется с группой, у них на днях намечается выход.

– Понятно… – на секунду задумался Вадим. – Тогда Шадрин.

– Шадрин откажется, – предположил Шипунов, но Гордеев отрицательно покачал головой:

– Со мной – пойдет.

– Тогда иди уговаривай, и в темпе вальса готовьтесь к выходу. Смотр готовности в 15 часов 10 минут.

– Разрешите идти? – Гордеев поднялся со стула и, получив от комбата одобрительный кивок, направился к выходу.

– Возьмешь у связистов три «Арахиса».

– Зачем три, если выход на связь только в критической ситуации?

– Вот именно поэтому, – пояснил Шипунов, и Гордеев, поняв, что тот имеет в виду, отодвинул полог и вышел на улицу.

Егор Красильников

Едва за Заурбеком закрылась дверь, Егор попробовал перевернуться на спину и чуть не закричал от разлившейся по телу боли – отбитый ударом ноги бок словно выстрелил извилистой, прожигающей тело молнией. Красильников прекратил шевеление и замер в попытке успокоить боль. Он тяжело дышал, все мышцы ныли, разбитые в кровь губы распухли, а на месте двух выбитых передних зубов образовались кровоточащие ямки. Полежав так некоторое время, Егор продолжил начатое, только на этот раз делал он это совсем медленно и очень осторожно. Наконец ему удалось перевернуться на связанные за спиной руки. К счастью, болевой прострел не повторился, и после минутной передышки Егор почувствовал себя несколько легче. Лежать было неудобно, но боль в боку от отбитого ребра немного утихла, и Красильников смог хоть немного привести в порядок свои мысли, которые вот уже третьи сутки пребывали в состоянии хаоса. Третьи сутки! В возможность происходящего можно было бы не верить, если бы не вновь вернувшаяся в эту минуту присущая ему всегда ясность мысли. Он в плену! В плену у бандитов, боевиков, террористов… Да как не назови, все едино… Он в плену… Он заложник? Нет. Еще один раб? Нет. Так кто же он? Ценный объект! Он им нужен, очень нужен. Они… от него… но он никогда… ни за что… если бы… если бы… Егор застонал, но на этот раз это был не стон боли. Красильников застонал от осознания собственной беспомощности, бессилия предотвратить надвигающуюся на семью опасность. Хотелось вскочить на ноги и бежать, но сил в отбитых мышцах не было.

«Все же надо найти выход, выход обязательно должен быть…» – настойчиво твердил его мозг. Первым делом надо было подняться на ноги. Егор снова перевернулся на бок, затем, заскрежетав зубами от боли, на живот. Отдышавшись и дождавшись, когда успокоится боль, он подобрал под себя согнутую в колене левую ногу и, упершись в пол головой, подтянул вперед правую. Затем сквозь разбитые губы со свистом втянул в себя воздух и, с усилием выпрямившись, встал на колени. После чего, уже насквозь пропитавшись потом, окончательно поднялся на ноги, но тут же, потеряв равновесие, чуть вновь не грохнулся на пол. Помешала близко расположенная стена. Егор ударился об нее плечом, но устоял, чудом удержавшись на ногах. Глаза щипало от попавшего в них пота. Безумно мучила жажда, боль растеклась по всему телу, превратившись в одно бесконечное жжение. Хотелось перестать бороться, вновь упасть на пол и забыться в бесконечном сне. Но мысль о семье заставила напрячь измученные мышцы и начать поиск путей к спасению.

Красильников, несмотря на субтильное телосложение и близорукость, всегда считал себя смелым, мужественным человеком, собственно, именно таким он и оказался. Он был готов умереть, но у каждого самого сильного человека всегда найдутся слабости – для Егора этой слабостью, этой «ахиллесовой пятой» являлась семья – жена и две дочери. Он мог терпеть боль, мог без единой мольбы принять собственную смерть, но перешагнуть через родных, близких людей, через их жизни у него не хватало сил.

«Бежать, бежать, бежать! Предупредить Карину, позвонить Евсееву. – Егор вспомнил своего куратора, и на мгновение его пронзил стыд. – Не предупредил, не сообщил, решил отдохнуть в уединении. Дурак, мальчишка… И вот результат». Но заниматься уничижением самого себя было поздно. Ситуация диктовала необходимость действия. Первым делом надо было освободить руки от пут, и Егор начал медленно обходить периметр помещения, пытался рассмотреть в полумраке что-нибудь подходящее для намеченных целей. Наконец ему повезло. Из дверного косяка торчал наполовину вбитый в дерево гвоздь-сотка. За какой такой надобностью он здесь оказался, понять было невозможно: может, хозяин хотел использовать его под крючок, запирающий дверь изнутри, а может, когда-то давно какой-то мальчишка вбил его из шалости – кто знает? Да это, собственно, Егору было и неважно. Главное, близ шляпки имелись многочисленные, пусть и небольшие, насечки. Красильников на несколько секунд уперся лбом в стену. Затем повернулся и, нащупав торчавший из стены гвоздь, начал перетирать об него сковывавшие запястья путы.