Залив белого призрака - [50]

Совесть, Гуль, это такая тень, которая появляется сразу после солнца в зените. Был ты солнцем согрет и расслаблен, вдруг стала путаться под ногами и вытягиваться до горизонта тень странных сомнений. Это нужно? Не нужно. Десять заповедей — это из церкви. Мы — атеисты. Ты ходишь в церковь, Гуль? И я тоже нет. Государство освободило от церкви. Свобода освободила от совести. Цивилизация освободила от заповедей и придумала слово «нравственность». Не путай слова, Гуль. Мораль — это твоё, как запах от шерсти, это не продаётся. Нравственность — это такая хитрость. Нравственность не запрещает ошибиться, согрешить, преступить… — на все есть параграф закона или тонкая грань говорливой защиты. Комфортно, как в прохладе шелестящего вентилятора. Нравственность цивилизации, Гуль, — это мягкая упаковка человека в рулон новых слов: «исповедь и прощение грехов», «простите, я больше не буду», «штраф суду или подношение судье». Это просто набор оправданий. Тебе не понять, Гуль. Это такая игра в поддавки: «ты мне — я тебе». Обманывать стало не грех, а грешить — выгодно. Я все ещё маленький мальчик, Гуль, но я большой грешник. Как? Очень просто. Я ведь могу всё придумать. Я мог этот мир придумать понятным, разумным, совсем не конфликтным. Чтобы каждому было тепло и комфортно. Но это оказалось не интересным моим друзьям и родителям. Они хотели увидеть меня на трибуне, на сцене, на телевидении, востребованным и уважаемым. А они — рядом. Они бы себя в телевизоре видели. Я им нужен. А мне нужно детство. Ты помнишь, Гуль? Помнишь, мы с тобой перепрыгивали моря замечательных луж, дули ветер в игрушечный парус, мы подбросили Финка лететь к солнцу… Тебе было приятно? Понятно? Теперь надо много других вещей: Мусику — юбку, тебе колбаску, мне — говорить и придумывать разные глупости. Я — специальный эксперт по идеям и связям. Они пришли и сказали, что улицы надо застроить домами. Зачем? Думаешь, чтобы машины не пыхтели или демонстранты не шумели? Нет. Для выгоды. Улицы станут теснее, магазины ближе, люди будут перетекать из дверей супермаркета в двери супергиганта. Каждый сантиметр улицы станет дороже, как подвешенный к уху кусочек металла. Улицы будут резать на куски, ленточки и квадратики, будут продавать в упаковке будущего метро или ракетного фуникулера в космос. Больницу продадут под многоэтажное кладбище, потому что люди будут платить за здоровый образ жизни и перестанут болеть. Кладбища станут высотными и подземными, чтобы небо над крышами и земля под городом тоже чего-то стоили. Жить — хлопотно, хоронить — дорого, владеть кладбищем — выгодно. Жизнь, Гуль, это сервис, за который надо платить. Живые зарабатывают на умерших, хитрые — на глупцах, бессовестные — на совестливых. Всякий мусор — копилка для города. Гигиена земли и цена пространства. Земли много, но та, что в Сибири — никому не нужна, время полигонов прошло, охотники и таёжники перевелись, кто сейчас белке в глаз попадёт? А где белку увидишь? То-то. Кто там бегает по тайге, поджигает кедры? Тот, кто хочет продать. А что, Гуль, бабахнем рекламой: «Полная распродажа земельных ценностей на карманные драгоценности!» — Почему ты так смотришь, мохнатый? Осуждаешь? Глупый ты пёс. Бог не знал денег и не знал слова «срок». Жизнь стала зоной, а интерес — гирькой. Гирька «продать» тяжелее, чем гирька «совесть». Так всегда получается. Детство прошло. Город надо продать. Собачку — подать. Прости, пёс! Возьмём по колбаске и булочке? Вкусно? То-то же! А я люблю с коньячком, собака…

Сегодня надо сдавать дом. Новый. В новом микрорайоне. А водопровода там нет — вычеркнули из сметы, чтобы было дешевле. Электричества тоже нет — так будет прибыльнее. Но я — лучший теоретик «Исключений из общих правил». Я должен найти выход и я его знаю. Теперь разрешается виртуальность глобальных проектов: города рисуют архитекторы, финансируют банкиры, бетонят и красят строители. Улицы заузим, площади уберём, театр, стадион и аллею с местными аполлонами — оставим эскизу проектировщика. Не Петергоф, чай, и не Летний сад в Питере. Музей возвратим истории. Зачем музей современному мэру? Зачем ему знать, что город был — храм, театр и общественная баня? Не было машин, но была архитектура. Не было печати, но выделялась культура. Времена изменились, в мэры торопятся продавцы, как в очередь за прилавок. Продешевить бояться: всё продажнее и продажнее, «хозяева сноса, по червонцу с носа». Аллею — снести, бульвар — замести, арку — украсть, тротуар — перекрасить. Всё должно быть слегка недоделанным, Гуль: вентилятор — без вентиляции, туалет — без канализации. Дома пусть стоят пустыми и тихими. Без детского смеха и без кошек у подъездов, без жильцов и лифтов. Хороший способ расширения возможностей. Главное — всегда нужны деньги для продолжения работ и всегда есть куда их вложить. Ноу-хау. Нанотехнологии. Город без смеха, без расходов на воду и на электричество. Дёшево. Можно выиграть новый тендер и получить банковскую ссуду ещё на один такой комплекс без людей, без коммуникаций, без магазинов и школ… Ба! Детские сады — не нужны! Троллейбусы — не нужны! На продажу! Надо быть ближе к реальности. Запомни, собака! Финансирование объектов недвижимости может совершенно изменить облик планеты и решить проблему перенаселения: людей не будет. Люди по нынешним меркам такая головная боль, особенно, если знают права. Бизнес-план и его учредители — вот барьер на пути горлопанов и правозащитников. У вас есть документ-план? Утвержден? Согласован? Нет, одной подписи не хватает… Главное — придумать проект финансирования. Объект! Под него выделяют бюджет и икру с маслом. Ты не любишь икру, Гуль? Собаки икру не едят, и в этом большая для меня выгода.