Закулисные страсти. Как любили театральные примадонны - [11]

Вот в таком обществе росла Сара. Она была болезненным ребенком (с раннего детства ее мучил туберкулез, от которого она так и не смогла излечиться до конца своих дней), худенькой и бледной. Мамины приятели отзывались о девочке очень по-разному: одни величали ее «ангел в образе ребенка», а другие – «исчадие ада».

Почти с самого рождения с девочкой происходили самые невероятные происшествия. Ей не было и двух месяцев, когда она выпала из люльки и шлепнулась прямиком на угли горящего камина. Орущего младенца тут же окунули в ведро с парным молоком, а затем обернули специальным масляным компрессом. Эту процедуру повторяли несколько раз, и, к счастью, никаких следов на теле не осталось.

В девять лет Сара в споре с мальчишками заявила, что перепрыгнет через ров, перемахнуть через который еще не удавалось никому. Не удалось и ей. Будущая «божественная Сара» разбила лицо, сломала кисть руки и разодрала колени. Однако, когда ее несли домой, она сквозь слезы сердито кричала: «Все равно я через него перепрыгну!»

Посмотрев на свою угловатую и взъерошенную дочь, мать решила поместить девочку в пансион при монастыре под присмотр монахинь. Первым делом Сару, дочь еврейки, крестили надлежащим образом, а затем занялись ее воспитанием. Уже через два года она стала такой ревностной католичкой, что удивляла своим религиозным рвением даже монахинь. К сожалению, это нисколько не умерило ее вспыльчивости и гневливости, порой сестрам приходилось окатывать ее из ковша святой водой. Несмотря на столь «радикальные меры», Саре нравилось жить в монастыре, и она иногда подумывала принять постриг.

Шесть лет провела девочка в монастырских стенах, лишь изредка бывая дома с матерью. Но и в эти редкие часы мать была больше занята своими гостями. Чувствуя себя совсем ненужной, Сара, которой исполнилось пятнадцать лет, на очередном приеме в салоне матери объявила о своем желании посвятить жизнь Богу. Собиравшаяся у куртизанки публика не отличалась безгрешностью, и один из гостей зло и язвительно высмеял девочку прямо при всех. Поскольку рядом не оказалось монахинь с ковшом святой воды, Сара яростно налетела на обидчика, расцарапала ему лицо и вырвала клок напомаженных волос. Ее эмоциональность и непосредственность весьма впечатлили присутствовавшего при этой сцене герцога де Морни, который, смеясь, воскликнул: «Мой бог, да эта девчонка – прирожденная актриса! Ее место на сцене».

Матушка Жюли хотела, чтобы дочь пошла по ее стопам и тоже стала куртизанкой, но, воспитанная при монастыре, Сара отказалась от этой, как она выразилась, «очень доходной формы работы».

И тут в судьбу Сары, на правах «друга дома», вмешался де Морни. Герцог пригласил нескольких своих близких знакомых, в том числе и Жюли с Сарой, на спектакль в театр «Комеди Франсез». Сара впервые оказалась в театре, она сидела в ложе герцога и посматривала на сцену. Наконец, занавес поднялся – в тот день давали пьесу Жана Расина «Британник».

Несколько позже один американский режиссер так описывал эти мгновения – начало спектакля: «И вот долгожданный миг настал: огни постепенно меркнут! О, этот миг! С чем можно сравнить те волшебные секунды, когда медленно гаснет свет, а вместе с ним замирает и ропот голосов, сменяясь тишиной? Так вздрагивают в последнем усилии крылья умирающей бабочки. Затем спускаются волшебные театральные сумерки, несколько мгновений в полумраке еще мерцают огни, но вот и их гасит невидимая рука, и тогда мягким, кошачьим прыжком обрушивается на занавес яркое, многоцветное сияние огней рампы и наполняет его трепетным биением жизни. О, этот занавес, за которым таятся неведомые чудеса, тайны, прекрасный, полный страстей, незнакомый мир, вот-вот готовый открыться нам. И какая бы ни шла пьеса, какие бы актеры в ней ни играли, этот готовый распахнуться занавес всегда пробуждает в вас чувство радостного, нетерпеливого ожидания».

Нечто похожее происходило и в душе Сары – театр заворожил ее. А происходящее на сцене так потрясло девушку, что она разрыдалась. Как всегда, непосредственно – в голос. Недовольные зрители зашикали на нее, но ей было не до них, к тому же она никак не могла успокоиться. Саре помог один из гостей герцога – Александр Дюма-отец. Он придвинул свое кресло к креслу мадмуазель Бернар и ласково и сочувственно приобнял ее. Сара в последний раз всхлипнула и перестала рыдать.

А герцог, утвердившись в своем мнении о призвании взрывной девушки, решил устроить ее в театральную школу – Консерваторию. К прослушиванию Сару готовил сам Дюма-отец, который искренне восхищался ее голосом, сравнивая его с «хрустально чистым ручейком, журчащим и прыгающим по золотой гальке».

И вот она предстала перед серьезной комиссией. Внешние данные Сары были прямой противоположностью того, что предпочитали видеть на сцене в середине девятнадцатого века: худенькая, угловатая, невысокого роста, с небольшой грудью и узкими бедрами. Но эти чудные, цвета морской волны, глаза! И совершенно волшебный голос! Современники называли его «золотым голосом» и говорили, что он просто «ласкает» слух…

Сара блестяще сдала экзамен. Своим завораживающим голосом она рассказала комиссии басню Лафонтена и… была зачислена в театральную школу. Здесь она проучилась три года и, в результате упорных трудов, получила на выпускном конкурсе вторую премию.