Закрытый перелом - [35]

В салоне темно-синих "Жигулей" с красными сиденьями звучала музыка.

Музыка сразу же зазвучала и в квартире Виктора, — Люся заметила, что он предпочитает неторопливые мелодичные блюзы, где главную партию ведет саксофон, так сильно напоминающий по тембру сильный и грустный человеческий голос.

Виктор усадил Люсю в мягкое кресло, а сам пошел хозяйствовать на кухню. Люся полистала предложенный Виктором журнал, потом отложила его и стала рассматривать маски на стене. И снова она задумалась о Викторе, о том, какой он искренний, обаятельный, о том, как он беззаветно любил свою жену, что он, судя по всему, однолюб и истосковался по ласке и… Люся сама смутилась своей тайной мысли о том, что Виктор так отчаянно в нее влюбился.

Он вернулся с кухни с аппетитно прожаренным мясом, украшенным парниковыми, толсто нарезанными огурцами, а Люся как раз любила, чтобы огурцы были нарезаны крупно, и они с удовольствием съели сочное мясо, запивая его красным терпким вином. И еще Люся отметила, как Виктор заботливо ухаживает за ней, и что это ему доставляет настоящую радость, не то, что Михаилу, ее мужу.

И Люся с тревожной грустью подумала, что постепенно гаснет ее счастье, вернее, ее ожидание высокого счастья, вспомнила, как она была безумно счастлива, окруженная родительской лаской, как она была самоуверенно счастлива, безапелляционно пользуясь мальчишками и юношами, покорно признающими ее право быть их принцессой, и как она все ждала еще более сильного, всепоглощающего счастья, пока они не уехали с Михаилом в Ленинград. И похоже, так и не дождалась…

И Люся рассказала Виктору о себе.

17

Отшумела, отгуляла, отпела, отплясала свадьба. Люся помнила, как мираж, суету и бесконечные, но приятные хлопоты вокруг рассылки пригласительных билетов, фасона свадебного платья, торжественного церемониала возложения цветов к Мавзолею и могиле Неизвестного солдата. Помнила и то странное ощущение, когда они встали с Михаилом впервые под крики "Горько!" и он поцеловал ее. Ей казалось, что до этого они никогда не касались друг друга и был бесконечно далек и чужд ей этот крепкий, симпатичный парень со спокойными серыми глазами — ее муж.

Свадьбу справили в конце июня, сразу же после прохождения Михаилом практики, и молодожены тут же уехали на три недели на Пицунду, где в пансионате "Маяк" провели свой медовый месяц.

Путевки им обеспечил отец Люси — это был еще один подарок из той, как казалось Люсе, бесконечной череды подношений, которые приготовила ей благосклонная судьба. Люся, как ребенок, радовалась жизни, с восхищением разглядывала сервизы, цветное постельное белье, мельхиоровые ложки и прочий, в общем-то, стандартный набор предметов, которыми снабжают молодых родные и знакомые, отправляя молодоженов в долгое плавание по бурному морю жизни.

Люся была настолько эмоционально возбуждена свадьбой, как праздником, как карнавалом, что постепенно у нее растаяло это странное ощущение, что она стала женой чужого для нее человека.

Тем более, что она не имела никакого представления о том, как это должно быть на самом деле. Да и откуда ей было это знать?

Мать с ней на эти темы не разговаривала — только торопливо и смущенно дала дочке какие-то общие наставления за день до свадьбы. С подругами Люся также по таким поводам не общалась — ей казалось гадким и неприличным говорить о таких вещах.

Михаил же был ровен, терпелив, спокоен и, в конце концов, Люся уверовала, что иных отношений между мужчиной и женщиной не бывает, что интимная часть этих отношений — такая же естественная и обыденная необходимость, как личная гигиена, но, конечно, эмоциональнее.

Первый год замужества прошел для Люси интересно — она впервые почувствовала себя замужней женщиной, началась вереница походов в гости, в основном, по знакомым и друзьям отца Люси, в те дома, где раньше ее принимали за девочку. Квартиры, которые Люся с Михаилом посещали с визитами, никогда не назывались "квартирами", а носили высокое имя "дом". В таких "домах" стены были обклеены редкими по тем временам моющимися обоями, мебель была красного дерева, под высокими потолками сияли хрустальные люстры, в сервантах благородно белел тонкий фарфор, а на полах пестрели восточным орнаментом ковры. На столах царило изобилие, а за столами — веселье.

В свою очередь, Люся, уже как семейный человек, приглашала подруг, хотя, конечно, это больше походило на полуофициальные приемы, чем на дружеские встречи. Готовиться к ним Люсе всегда помогала мать, и Люсе оставалось только сервировать стол и играть роль щедрой и радушной хозяйки дома.

Как всегда, в Люсином доме широко отмечались ноябрьские и майские праздники, семейные торжества, шумно встречали Новый год.

Карнавальное шествие жизни остановилось для Люси августовским вечером на перроне Ленинградского вокзала. И Люся не сразу поняла, но очень быстро почувствовала, что она и Михаил совершенно по-разному отнеслись к этой перемене.

Для Михаила Ленинград был местом первой его работы, которая составляла для него смысл жизни. Из студента он превратился в инженера, от которого требовались и знания, и умение решать задачи не только по оптике и сопротивлению материалов. Михаил сразу попал в большой производственный и научный, многослойный коллектив со своими традициями и проблемами. Ему предстояло освоить нелегкую науку общения с людьми, найти свое место в деле, о котором он мечтал. И Михаил отдал все свои силы и энергию этому. Для него не существовало разницы между служебным временем и досугом — о работе он думал постоянно.