Закрытый клуб - [21]

В этот момент я понял, что передо мной сидит очередной Шалтай-Болтай, бесконечно хрупкий, с паутиной невидимых трещин на красивом лице. Его ничего не стоит раздавить. Срок подачи ходатайств наступал через неделю. Если я сейчас повернусь и уйду, на Найджеле и Джоне можно ставить жирный крест.

Я сел рядом с Найджелом и молча ждал, когда он вытрет глаза, высморкается и придет немного в себя.

Затем я сказал ему, что читать дела — значит просматривать текст и вычленять главные элементы: предмет спора, стратегию, судебное решение, обоснование. Я объяснил, что отыскать смысл в хаосе — работа, подобная той, что совершает астроном, находя созвездия среди мириад звезд.

Когда мы закончили, Найджел хмуро сказал:

— Завидую тебе.

— Чокнулся? Я отдал бы все, чтобы жить так, как ты. Ты объехал весь мир, ходишь на вечеринки с Опрой и Биллом Гейтсом и завидуешь мне?!

— Ты никто, — деловито объяснил Найджел. — Тебе не приходится гадать, попал ли ты на этот факультет потому, что кто-то из профессоров — поклонник твоей мамочки в «Последней интрижке». — Он светло улыбнулся. — Потом, ты белый и не знаком с ощущением, что ты находишься здесь сугубо ради политкорректной обложки брошюры с условиями приема. Знаешь, такая, где улыбающаяся радужная коалиция[12] сидит под деревом в обнимку?

— Найджел, это белиберда какая-то. Ты один из умнейших людей, которых я знаю. Я умею читать дела только потому, что четыре года обитал в подвале дома родителей, готовясь в юридический, а ты в это время жил настоящей жизнью.

— Может, да, может, нет, — сказал Найджел. — Но тебе никогда не придется гадать.

Черта с два не придется! Я ведь тоже прекрасно вписываюсь в категорию деревенщин, оказавшихся на факультете по милости северных богов. Я попытался сформулировать эту мысль, но Найджел опередил меня.

— Ты должен кое-что знать, Джереми. Я ценю то, что ты сделал для меня сегодня, но V&D — моя судьба. Отец был в этом клубе, и его отец тоже, и так до самого первого чернокожего, попавшего в V&D в те времена, когда негров не считали вторым сортом. За твою доброту скажу тебе без обиняков: не удивляйся, если я сделаю все, чтобы опустить тебя.

На этом он сгреб свои книги и ушел, не прибавив ни слова.

Глава 10

Мы с Дафной сидели рядом в переполненном зале суда. Под столом ее нога прижималась к моей. В аудитории было не протолкнуться от зрителей — сотен завистливых однокурсников, что-то обсуждавших профессоров, любопытных аспирантов, старшеклассников из дискуссионных клубов, местных жителей, прессы, затесалось даже несколько туристов с фотоаппаратами. Свободных мест не осталось, позади кресел люди стояли в два ряда. Все собрались посмотреть двести третью по счету инсценировку самого престижного национального процесса. Студенты театрального факультета сыграют роли главных свидетелей: Арнольда Рейда, ветерана войны, чья личность изменилась после ранения, и Шейлу Рейд, его законную жену. Университетские врачи выступят в роли экспертов-свидетелей и дадут реальное медицинское заключение в рамках своей квалификации. Присяжные, студенты второго и третьего курсов нашего юрфака, горели желанием решить, кто из первокурсников талантливее.

Ночью надвинулся теплый атмосферный фронт, прогнав тучи и холод. Солнечные лучи проникали в аудиторию сквозь витражные окна. Через проход от нас, за своим столом, сидели Найджел и Джон, выложив перед собой стопки бумаг. Рядом с ними сидел их клиент, несчастный Арнольд Рейд. Его роль исполнял красивый студент с театрального.

Гул в зале стих. Я поднял глаза и увидел, что через боковую дверь входят члены судейской комиссии. Отставной верховный судья шел первым, более свободный и непринужденный, чем я запомнил по фотографиям. Он так старался выглядеть хорошо отдохнувшим, что за него даже становилось неловко: загар у судьи явно был аэрозольный. За ним шел бывший генеральный прокурор США, толстый и добродушный, с аккуратной прической старшеклассника, совиными очками и глубокой ямочкой на подбородке. Профессор Бернини вошел последним, глядя перед собой, избегая зрительного контакта с аудиторией. Его фирменный озорной огонек в глазах исчез: к роли судьи он относился очень серьезно.

Все трое торжественно взошли на помост и заняли места высоко над всеми нами.

К залу обратился декан Томпсон. Он приветствовал собравшихся и представил каждого из судей тепло и с уважением. Затем упоминания удостоились мы четверо, а завершилась речь длинным списком знаменитостей, выигравших в свои студенческие годы имитированный процесс.

Верховный судья в отставке подался вперед:

— Готовы ли обе стороны?

— Да, ваша честь, — сказала Дафна, вставая.

— Да, ваша честь, — эхом повторил Джон.

— О’кей. Штат может начинать процесс.

Меня словно пронзило электрическим разрядом от ног до подушечек пальцев рук. Штат. Государство. Это я. И это по-настоящему. До сего мгновения я смотрел на происходящее как на очень интересный фильм. Елки-палки, что я вообще здесь делаю?!

Я встал и повернулся к жюри присяжных.

Откашлялся, прочищая горло. Пролетевшая муха нарушила бы мертвую тишину зала. Я чувствовал тысячи взглядов, устремленных на меня.