Закопчённое небо - [74]
— Старик идет спасать его!
— Да, не иначе, — пробормотал Георгос. — Кто знает, у каких подлецов валялся он в ногах, моля пощадить меня!
Элени не произнесла больше ни слова.
14
Дойдя до ворот, Перакис остановился.
— Иди прямо, — донесся до него из дома голос Георгоса.
Он робко проковылял по двору и остановился перед баррикадой. Тимиос отодвинул немного мраморную доску, чтобы полковник мог проникнуть в комнату. Перакис поднялся на ступеньку и показался на пороге.
— Здравствуй, папа…
— Георгос… — проговорил полковник дрожащим голосом. Он смотрел на сына мутными старческими глазами с воспаленными веками без ресниц, и во взгляде его была неизъяснимая боль. Готовый обнять Георгоса, он протянул руки, но, устыдившись своего порыва, отступил назад. — Как поживаешь? — не зная с чего начать, спросил он и замолчал в растерянности. Может быть, его смутил пистолет, засунутый у Георгоса за пояс, может быть, лица присутствующих, молча смотревших на него.
Перакис испуганным взглядом обвел комнату. На столе были навалены одеяла, подушки и простыни. Рядом стоял старый продырявленный матрац, пружины которого в нескольких местах были стянуты проволокой. На полу лежал веник, и можно было подумать, что хозяйка собирается делать генеральную уборку. Лишь несколько стареньких картинок, точно их забыли снять, висели по-прежнему на стене. На одной из них был вышит кораблик.
— Но это… безумие, — прошептал, запинаясь, полковник.
Он, конечно, не думал, что за омытой солнцем стеной этого домика могут оказаться настоящие баррикады, вооруженные до зубов солдаты. Но в голове его шевелились смутные догадки, что там должны быть какие-нибудь тайные средства обороны, например подземные ходы, бомбы и прежде всего опытные военные, руководящие этой операцией. (Чего только люди не начитаются в газетах!)
Но то, что он увидел, потрясло его. Тщетно искал он здесь оружие, боеприпасы. Не было ничего, не было даже самых элементарных средств обороны.
Но больше всего его поразила мирная атмосфера этой комнатки, покосившиеся стены, бедное убранство, неотделимое от тихой семейной жизни, о которой, казалось, на время забыли. Невольно хотелось присесть на стул и подождать, пока хозяйка закончит уборку, угостит тебя кофе и заведет разговор о своих болезнях и бедах.
Нет, невозможно было поверить, что эта комнатушка с железной кроватью, посудой, вышитым корабликом сейчас представляет собой военное укрепление, а эта девушка и юноши, не сводящие с него выжидающего взгляда, — сражающиеся здесь солдаты.
— Но это безумие! — упавшим голосом повторил он.
Из головы его не выходили приготовления к атаке, происходившие на улице у него на глазах, план штурма, составленный капитаном (руководство по военному делу, безусловно, сыграло свою роль), немецкие и греческие солдаты с автоматами, засевшие на крышах соседних домов. «Но что за война идет здесь, в этом бедном жилище мирных людей?» — подумал он.
— Мимис, пойди-ка сюда, — послышался глухой голос из соседней каморки.
Мимис открыл низенькую дверцу, растрескавшиеся доски которой были закрыты листом цветной бумаги, приколотой кнопками. Обычно на гвоздики, торчащие наверху в этой дверце, вешал вечером Черный свой пиджак, а Мимис — свою холщовую рабочую куртку.
В задней каморке не было окон, и там сильно пахло мочой, потом и плесенью. В уголке на табуретке сидела, сгорбившись, старушка. Голова ее, повязанная платком, упала на грудь. На коленях она держала резиновые сапоги сына, которые нашла на ощупь у себя под кроватью, и теперь боялась выпустить из рук.
— Ты что, бабушка? — спросил Мимис.
— Ну как, внучек, угомонились они?
— Нет. Сиди здесь, никуда не выходи.
— Ох! Будь они прокляты! Обед у нас сгорит на плите. Почему, Мимис, ты не загасишь огонь?
Кухня была в глубине двора. Разве туда теперь доберешься? Но если бы старушка была зрячая, она поняла бы, что происходит, и тогда, наверно, уже не волновалась бы из-за обеда. Утром, как только раздались первые выстрелы, Мимис насильно увел ее со двора и усадил здесь, в каморке, сказав для успокоения, будто что-то случилось у них в квартале.
Даже тогда они не смогли уйти отсюда. Заседание у них еще не началось. Георгос заговорил о том, чтобы ему помогли найти другую квартиру, потому что к его хозяйке должны были приехать из провинции родственники, и тут с улицы вдруг донесся шум. Не успели они опомниться, как во дворе появились какие-то подозрительные личности, смахивающие на шпиков. Выхватив пистолет, Сарантис выстрелил в окно и крикнул своим товарищам:
— Расходитесь! Расходитесь быстрей!
Но к несчастью, дом был уже оцеплен и путь на улицу отрезан. Оказавшись в засаде, они долго стреляли в окно, разгоняя шпиков. Но выйти во двор было уже невозможно. Много раз пытались они это сделать, но тотчас возвращались обратно. При последней попытке был ранен Тимиос. А тут подоспели солдаты греческого батальона безопасности.
Мимис ласково погладил старушку по голове.
— Вроде бы все стихло, Мимис, не слышу я ничего. Дай-ка мне выйти, я все как попало побросала на кухне.
— Сиди здесь, бабушка, — сказал Мимис.
— Ах! Святой Димитрий, что ж это такое творится? Мимис, почему ты меня обманываешь?
Костас Кодвяс – известный греческий прогрессивный писатель. Во время режима «черных полковников» эмигрировал в Советский Союз. Его роман «Забой номер семь» переведен на многие языки мира. На русском языке впервые опубликован в СССР в издательстве «Прогресс». Настоящее издание переработано и дополнено автором. Это художественное описание одного из самых критических моментов современной истории рабочего и социального движения в Греции.Роман повествует о жизни греческого народа в 50-е годы, после гражданской войны 1946–1949 гг., когда рабочее движение Греции вновь пошло на подъем.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.