Закопчённое небо - [68]
Теперь Мимис знал, что нежная пора детства минула безвозвратно. Нет, здесь он не мог больше жить, его преследовали воспоминания; друзья поймут его, когда он расскажет об этом. В горах обретет он душевное равновесие…
Вдруг в комнату ворвался ветер — это Павлакис широко распахнул дверь. Листовки разлетелись по полу. Вскочив с места, Мимис принялся их подбирать.
— Озорник, ты что наделал? Закрой скорей дверь! — закричал он.
— Момоника! Момоника! — верещал Павлакис, прыгая по комнате.
— Ну и озорник!
Мимис посадил мальчика к себе на колени, они поиграли немного на губной гармонике, посмеялись, сделали из бумаги красивую лодку. Потом малыш заскучал: ему захотелось снова побегать по улице.
— Иди к свой маме, капитан Вихрь, — сказал Мимис, закрывая за ним дверь.
Во дворе Павлакис увидел листовку, прибитую ветром к кустику жасмина. Он стал звать своего друга, чтобы отдать ему эту бумажку. Но никто не услышал, не понял его детского лепета. Бабушка Мосхула, углубленная в созерцание яркого весеннего дня, который представлялся ей туманным и мутным, повернула к малышу голову.
— Чего тебе опять надо, чертенок? Чего ты шумишь? — спросила она.
Мальчик ничего не ответил и убежал со двора.
9
Взгляд Бакаса остановился на Павлакисе, показавшемся в воротах на другой стороне переулка. Малыш несся вприпрыжку, размахивая листком бумаги.
Фани была уже одета, надушена. Она торопилась. Дружок ее, наверно, извелся, дожидаясь ее у кино.
— Я ухожу, Андреас. Смотри не забудь закрыть окно. Ключ оставь там, где всегда, — сказала она мужу, который даже не взглянул на нее. — До свидания, — весело крикнула она и, выходя из калитки, впустила во двор Павлакиса.
Она шла по тротуару, покачивая бедрами. Соседка при виде ее насмешливо улыбнулась. На углу дремал старичок в трауре, сидя возле лотка с овощами. Стояла необыкновенная тишина, казалось, все погрузилось в послеобеденный сон.
Павлакис терся о колени Бакаса, тянул его на волосы, за нос, теребил пуговицы на пиджаке. И когда Бакас, наклонившись, прижался щекой к личику ребенка, его взгляд упал на листок бумаги. Малыш не успел весь его смять, и наверху ясно различались крупные буквы: «ГРЕЧЕСКИЙ НАРО…»
Бакас осторожно взял из рук мальчика листовку и стал ее изучать. Свежая типографская краска пачкала пальцы. Листовка, конечно, была только что отпечатана. При этой мысли он вздрогнул. Вообще его нельзя было удивить подобными вещами, но то, что листовка была свежей, поразило его. Он точно увидел перед собой врага, ощутил на своем лице его горячее дыхание. Бакас вчетверо сложил бумажку и спрятал ее в карман пиджака.
— Нельзя, плутишка, не тяни меня за уши, — сказал он.
Васо, мать мальчика, выйдя на улицу, закричала:
— Павлакис! Павлакис!
Бакас взял малыша за руку и довел до ворот.
— Вот он, Васо. Господин нанес нам визит, — пошутил он.
Павлакис перебежал дорогу.
Глаза-бусинки Бакаса остановились на ограде и домике, увитом плющом.
Плющ — дикое растение. Бережно окутывая и закрывая собой этот домик, он издавна защищал его от бурь. Только обрубив топором его крепкие плети, можно было погубить его и разлучить с домом.
10
На другое утро весеннее солнышко пригревало так жарко, что Перакис впервые в этом году вышел на улицу без пальто. С час назад Каллиопа исчезла из дому, захватив узелок с чистым бельем. Через приоткрытую дверь спальни полковник видел, как она гладила это белье, торопясь куда-то.
Прошло несколько месяцев с тех пор, как он выгнал Георгоса из дому, тяжелых месяцев, тянувшихся, как долгие годы. Полковника преследовали мысли о сыне, и ему становилось легче лишь в те немногие часы, когда сон притуплял все его чувства. «Как он живет? Где ночует? — думал он. — Какие опасности ему угрожают? Эту овцу, мою супругу, только одно и тревожит, есть ли у него во что переодеться, не похудел ли он. А на прочее ей наплевать…»
Перакис давно уже убедился, что Каллиопа видится с Георгосом. Когда она возвращалась домой после своих неожиданных отлучек, он всегда встречал ее в передней. Никогда ни о чем не спрашивал — дьявольское упрямство точно лишало его дара речи, — но, весь обратившись в слух, жадно ловил каждое ее слово.
— Знаешь, Аристидис, тут одна соседка встретила нашего мальчика…
— Гм! Да? — дрожащим голосом произносил он.
— У него все в порядке. Он кланялся нам…
Каллиопа растерянно замолкала, в замешательстве глядя на мужа. Ей хотелось подробно рассказать о сыне, но, скованная страхом, она не могла произнести больше ни слова. Никогда не ожидала она от своего Аристидиса такого жестокого поступка. Порой ею овладевали сомнения, знает ли она по-настоящему человека, с которым прожила столько лет вместе.
Полковник теперь уже не будил жену чуть свет и не обращал внимания на пыль, скапливающуюся на мебели. Как ни странно, он чувствовал себя виноватым перед женой. И когда они подолгу просиживали молча вдвоем, — она теперь почти не разговаривала с ним, — сознание собственной вины особенно сильно мучило его.
По вечерам они сидели, как обычно, в плетеных креслах у окна. В столовой. Каллиопа, конечно, всячески заботилась о муже, варила ему целебный отвар для желудка, в зимние холода закутывала пледом ноги, потому что во время войны печь в доме не топилась. Но если прежде она изводила его своей болтовней, то теперь молчала, точно воды в рот набрав.
Костас Кодвяс – известный греческий прогрессивный писатель. Во время режима «черных полковников» эмигрировал в Советский Союз. Его роман «Забой номер семь» переведен на многие языки мира. На русском языке впервые опубликован в СССР в издательстве «Прогресс». Настоящее издание переработано и дополнено автором. Это художественное описание одного из самых критических моментов современной истории рабочего и социального движения в Греции.Роман повествует о жизни греческого народа в 50-е годы, после гражданской войны 1946–1949 гг., когда рабочее движение Греции вновь пошло на подъем.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.