Закопчённое небо - [27]

Но никто из толпы и не думал уходить. У заводских ворот из машины вылез толстый фалангист в широких шароварах, раздувшихся на нем, как шар.

— А это что за птица? — спросили женщины.

— Самый главный.

— Ох, нет нам спасенья! Все теперь заделались самыми главными! — сказала старуха.

Музыканты настраивали свои инструменты. Господин Маноглу стоял возле министра, который внимательно смотрел на горстку рабочих, собравшихся в заводском дворе. Чтобы они не сбежали и не сорвалась торжественная церемония, полицейские оцепили двор. Оркестр заиграл гимн.

— Избиение под музыку, — заметила какая-то женщина, и все кругом засмеялись.

У Маноглу был сосредоточенный, мрачный вид. Стоявший рядом с ним министр с ярким галстуком, в черной шляпе с загнутыми вверх полями пытался под маской любезности скрыть свое раздражение.

— Полагаю, что это был несколько… неосмотрительный шаг с вашей стороны, — сказал он хозяину завода.

Рассерженный Маноглу резко повернулся к министру, и холодная улыбка заиграла у него на губах.

— Вы уверяли нас, что коммунизм, этот кошмар, — пройденный этап и что наша страна в своем героическом будущем больше не встретится с ним. — Он бросил насмешливый взгляд на пестрый галстук министра и присовокупил ядовито: — Как видно, подобными уверениями прикрывают свою никчемность многие ответственные лица.

Министр молча проглотил оскорбление. Когда гимн был исполнен, он вышел вперед и обратился с речью к рабочим. После выступления министра митинг был объявлен закрытым.

18

Когда мать ушла, Клио долго сидела не шевелясь на диване. Время тянулось медленно. Вдруг она услышала шаги Сарантиса во дворе, вскочила и, подбежав к двери, стала прислушиваться. Он подходил все ближе и ближе. Раздался робкий стук в дверь.

— Что тебе, Сарантис? — тихо спросила она.

— Открой, Клио.

— У нас не заперто, входи.

Она отскочила от двери и хотела сесть на диван, но, споткнувшись о стул, чуть не упала. Тут как раз он и вошел в комнату. Смутившись, она посмотрела на него. Все лицо Сарантиса было в крови.

— Да что с тобой? — воскликнула она.

— Ерунда! Брат твой еще не вернулся? Во всяком случае, с ним ничего не случилось, скажи матери. Я видел его уже после всех событий.

— Мама ушла на завод. А что там произошло? — спросила Клио.

— Был настоящий бой. Два с половиной часа осаждали полицейские цеха. Взломали двери, к окнам приставили лестницы. Как бешеные псы, набросились они на нас…

— Сядь, я промою ранку у тебя на лице, — сказала девушка, и невольно в голосе ее прозвучало участие.

Сарантис растерялся и смущенно замолчал. Клио принесла из соседней комнаты флакончик одеколона и кусок ваты. Сарантис сел на диван.

— Будет щипать, — сказала она с улыбкой.

— Погоди минутку.

— Ты боишься? — девушка засмеялась, и он следом за ней. — Не стыдно тебе, трусишка!

Сарантис притворно охал, закрывая лицо руками, и оба они вдруг почувствовали себя расшалившимися детьми. Потом он посмотрел ей в глаза и в замешательстве потер себе подбородок.

— А ну, откинь назад голову, — сказала Клио, пытаясь скрыть волнение.

Сарантис побледнел.

— Клио, — наконец пробормотал он, — я впервые по-настоящему влюблен. Клянусь тебе.

Она перестала промывать ему ранку на лбу и резко отдернула руку.

— Сарантис, прошу тебя, — прошептала она, судорожно сжимая в руке флакон, — поговорим о чем-нибудь другом.

— Чего ты испугалась?

— Ну пожалуйста, поговорим о чем-нибудь другом.

— Ты дрожишь, Клио?

Сарантис встал. Никогда еще не чувствовал он себя таким растерянным. Он слегка притронулся к ее плечу.

— Ну пожалуйста, не надо! Не надо! — взмолилась Клио.

Последовало напряженное молчание. Клио не сводила глаз с растрескавшейся доски в полу, а Сарантис стоял перед девушкой, не зная, куда девать руки.

— Давай поженимся. Хочешь, Клио?

Девушка вцепилась руками в скатерть, и вазочка, стоявшая на столе, качнувшись, упала.

— Ты с ума сошел!

— Клянусь, я люблю тебя…

Клио успела уже опомниться от неожиданности. Она внимательно оглядела рваную, вылинявшую рубашку Сарантиса, застегнутую на все пуговицы, его залатанные брюки, драные ботинки. Разом воскресли все ее наивные мечты о счастье, и ей вдруг показалось, будто судьба в насмешку послала ей этого человека.

— А кто ты такой? Грязный рабочий. Думаешь, тебя ждала я столько лет, запертая в этих четырех стенах? — взорвалась она.

Сарантис молчал. В его глазах отразилась боль. Такая глубокая, бесконечная боль, что Клио невольно закрыла лицо руками.

— Уходи, — задрожав, прошептала она.

Когда она отняла от лица руки, в комнате никого уже не было. Буфет, этажерка, стулья, фотографии на стене — все было по-прежнему на своих местах, бездушное и немое. Клио почудилось, что она пробудилась от сна в каком-то чуждом мире, где жизнь идет своим чередом, не суля никакой надежды.

* * *

Мариго возвращалась домой вместе с Никосом. Всю дорогу она крепко держала его за руку и говорила без умолку обо всем сразу.

— Ну вот, он кричит нам: «Давайте-ка отсюда!» — и как начали нас толкать. Я, Никос, скажу тебе, растерялась… Никогда в жизни не случалось со мной ничего подобного… — Ей хотелось спросить его, что он собирается делать дальше, но язык у нее не повернулся. Она чувствовала, что сын замкнулся в себе. — Ах! Надеюсь, бог даст, не будет у вас больше никаких беспорядков, — сказала она, пытаясь выведать у Никоса его мысли.