Закопчённое небо - [18]

Тотчас раздались голоса:

— Пошли в контору! Чего ждать! В контору!

Рабочие, стоявшие в первых рядах, под напором других прижали к стене управляющего. Толпа ринулась к конторе. В окна полетели камни. В этой свалке, шуме и гаме трудно было попять, что происходит. Управляющему разбили очки, и он стоял мертвенно-бледный, в разорванном пиджаке, крича от страха что-то нечленораздельное.

Некоторые рабочие, в том числе и Сарантис, пытались успокоить толпу, стихийное возмущение которой с каждой минутой становилось все более опасным. Полиция подоспела в то время, когда, взломав двери, рабочие устремились в контору. Полицейские быстро навели порядок, потому что незадолго до этого в толпе был брошен кем-то клич всем вместе идти в центральную профсоюзную организацию, и большая группа рабочих, выйдя на улицу, ждала там остальных. Полиция тут же арестовала несколько человек.

Профсоюзные руководители обещали уладить вопрос о продолжительности рабочего дня. Они обращались к министру, и в бухгалтерии возле кассы было вывешено сообщение об этом. Всю неделю на заводе работали ежедневно по десять часов и больше. То и дело возникали небольшие стычки. В общем, царил хаос.

11

В понедельник в полдень Бакас, немолодой рабочий, невзрачный и щуплый, покончив с едой, завернул бидончик в газету и поплелся в свой излюбленный уголок. Оставался еще целый час до конца обеденного перерыва.

После женитьбы Бакас растерял приятелей и предпочитал держаться в стороне от людей.

Он открыл дверь, ведущую в подвал. Там был давно заброшенный темный чуланчик, где пахло нечистотами. Запирали его, чтобы им не пользовались вместо уборной. Но Бакас обнаружил, что висячий замок легко снять, вывернув кольцо, едва державшееся в прогнившем дереве, и каждый день приходил туда отдыхать. В чуланчик как раз против двери выходило окошко из соседнего помещения, занимаемого электромонтером. Внизу по стене шли трубы, снабжавшие завод горячей водой.

Бакас садился обычно на пол, прижавшись спиной к трубам, и наслаждался теплом. Он шарил по карманам, разыскивая недокуренную сигарету. Потом глубоко затягивался. Он радовался одиночеству. Вина Бакас в рот не брал, вернее сказать, старался этого не делать, хотя какой-то червь точил его душу. В прошлом году он чуть не повесился, когда его жена Фани умирала от воспаления легких. Курение успокаивало его, приходило минутное ощущение блаженства. Он забывал о синяках на теле Фани, о следах зубов, которые оставлял на ее красивой груди Илиас. Снедавшая его тоска, все страдания отступали куда-то…

Пробравшись потихоньку в чуланчик, Бакас закрылся там. И тут же услышал голоса, доносившиеся из соседнего помещения. Странно, кто там мог быть? Обычно электромонтер в обеденный перерыв уходил куда-нибудь.

Стараясь не шуметь, Бакас прокрался к окошку и притаился под ним. Он не хотел, чтобы кто-либо пронюхал о его тайнике. Ему делалось тошно, когда люди обращали на него хоть малейшее внимание, может быть, потому что прежде его не раз восторженно приветствовали и качали на стадионе. Из мастерской электромонтера до Бакаса долетали отдельные слова.

Сначала он не особенно прислушивался к тому, что там происходило, ему не мешал этот шум. Прижавшись спиной к трубам, он с наслаждением чувствовал, как по телу его разливалось тепло. Кто-то вошел в мастерскую. Бакас вертел в руках спичечный коробок. Он зажег спичку и смотрел на ее пламя. Но в окошке могли заметить свет. Он быстро погасил спичку.

Вдруг за стеной стало тихо. Удивленный этим, Бакас весь обратился в слух.

— Товарищи, у нас мало времени, поэтому я сразу перехожу к самому главному, — донесся до него низкий молодой голос.

Бакас вздрогнул. При других обстоятельствах он поспешил бы тихонько выскользнуть из чуланчика, чтобы не стать даже невидимым свидетелем чужого разговора. Он всегда старался никому не мешать. Но сейчас он не трогался с места.

Голос за стеной вызвал у Бакаса странное чувство, словно увел его в прошлое. Знакомый голос, воскрешавший какие-то неприятные воспоминания, как ножом полоснул его по сердцу. Откинув голову к стене, он сидел весь обмякший и пытался припомнить, чей это голос.

В мастерской электромонтера говорили о последних событиях на заводе.

— Люди, конечно, стали более сознательными, это так, ты прав, — произнес другой, хриплый голос и после небольшого молчания продолжал, откашлявшись: — Но устраивать сейчас забастовку нельзя. Нас разгромят.

— И я так считаю, — согласился кто-то.

Последнего человека Бакас узнал. Это был электромонтер Стефанос.

— Минутку, товарищи, вы меня не совсем правильно поняли. Я говорил о своего рода мобилизации, а не о забастовке.

Опять он. Но кто же это такой? Бакас ломал себе голову. Голос знаком ему, хорошо знаком, но как прогнать от себя связанные с ним тяжелые воспоминания?

— Я, наверно, заболел, — прошептал Бакас и тихонько встал, опершись руками о заплесневевшую стену.

— К несчастью, — продолжал тот же человек, — фашистская диктатура нанесла рабочему классу тяжелый удар, после которого он до сих пор не может оправиться. И мы сами еще недостаточно созрели. Нам не хватает организованности. У нас нет даже помещения, и мы вынуждены собираться здесь, хотя это опасно. Нет, забастовка только на нашем заводе была бы ошибкой.