Закон семи - [18]

Надо сказать, губернатор слыл добрым стариком, который не чаял дослужить до пенсии и отбыть в свое загородное имение, где, по его собственным словам, был разбит такой сад, что сделал бы честь королевскому дворцу.

(В этом месте я грустно усмехнулась: теперь на территории бывшего поместья детский санаторий, а до этого был сельхозтехникум, от былого великолепия мало что осталось. Оранжереи после революции разгромили, мебель и прочее из дома растащили, а многочисленные фонтаны исчезли.) Но вернемся к началу двадцатого века. Мой прапрадед, чрезвычайно волнуясь, шел к губернатору, с которым был хорошо знаком и с супругой которого не далее как третьего дня очень мило беседовал в театре. Она еще попеняла ему, что он редко у них бывает — у губернатора была дочь на выданье, а Костя, как уже говорилось, считался завидным женихом. В дверях он столкнулся с Никифоровым. Тот пробурчал что-то невнятное и поспешил удалиться.

Губернатор встретил Костю ласково, подробно расспросил о поездке в монастырь и со вздохом сказал:

— Что ж, теперь это не наше дело. — И кивнул, точно подводя итог разговору.

Такой поворот событий вовсе не пришелся Косте по душе. Он желал разгадать тайну кинжала и двух убийств и останавливаться на полпути не был намерен. Но с губернатором, как известно, не поспоришь, и он вынужден был откланяться.

— Да, Константин Иванович, — остановил его губернатор, когда молодой человек уже направлялся к двери. — А где он, этот самый кинжал?

Костя ответил, что при нем, и губернатор захотел на него взглянуть. Долго вертел раритет в руках, покачивая головой и даже причмокивая губами.

— Забавная вещица, — заявил он наконец и вернул кинжал Косте. — Украсит любую коллекцию. — Было заметно, что выпускать из рук оружие ему не хотелось.

Костя спросил, что теперь делать с кинжалом, на что получил ответ:

— Отдайте Никифорову, пусть у него пока полежит. А там.., как решат. — Губернатор кивнул на потолок, намекая, что решать будут не здесь, а в другом месте, при этом выражение лица у него было точь-в-точь, как у Никифорова, когда тот повторял свою фразу, мол, не нашего ума дело.

* * *

Как видно, Костя не зря увлекался чтением романтических произведений, да и сам в душе был неисправимым романтиком, потому что, покидая губернатора, он был практически уверен: в недрах губернии зреет заговор, и к заговорщикам поспешил причислить и губернатора, и Никифорова, и отца Андрея. В общем, в его черный список попали все. А как еще можно объяснить нежелание власти разбираться в произошедшей странной истории?..

Если честно, размышления прапрадеда на этот счет не показались мне особенно убедительными. Не знаю, как обстояли дела до революции, но вряд ли чиновники тогда особенно отличались от наших. А наши ох как не любят подобные дела: только начни копать, и неизвестно, что накопаешь. И прости-прощай карьера, теплое местечко и перспектива спокойной старости. Так что желание губернатора поскорее избавиться от щекотливого дела и переложить ответственность на чужие плечи мне-то как раз была понятна. Но Костя думал иначе, и подозрения его усиливались с каждой минутой.

Он решил для себя, что до истины непременно докопается. Этим и объяснялись его последующие действия. А, действия были намечены такие: не отдать кинжал Никифорову он не мог, но решил с Никифорова глаз не спускать, надеясь, что если худшие его опасения подтвердятся, Никифоров непременно войдет в контакт с кем-то из сообщников. Костя был уверен, что они непременно решат вернуть кинжал отцу Андрею. Чего тут было больше: распалившейся фантазии или логики, но намерения свои Костя собирался исполнить. С Никифоровым он решил встретиться завтра и отправился к себе домой.

Квартиру он снимал неподалеку от дома губернатора, прямо напротив собора. Квартира была небольшая (много ли места надобно холостяку?), но уютная. Экономка, пожилая немка, встретила его так, точно он вернулся из длительного путешествия. Костя отказался от ужина, выпил чаю и стал рассматривать кинжал, уединившись в кабинете.

Окна кабинета выходили во двор, и в какой-то момент Косте послышался некий странный шум за окном. Сначала он не придал ему значения, но, против воли, начал прислушиваться, а потом, отложив кинжал в сторону, подошел к окну. Темень во дворе была страшная, так что неудивительно, что ничего он не разглядел. Однако, подумав немного, распахнул окно и выглянул во двор. Квартира располагалась на втором этаже, прямо под окнами кабинета росла столетняя ветвистая липа, и на ней сейчас сидел огромный ворон. Причем так близко, что Костя вполне мог коснуться его рукой. Но глупая птица отнюдь не испугалась близости человека и продолжала сидеть себе как ни в чем не бывало, а потом протяжно каркнула…

— Ну, вот, — вздохнула я. — Опять птичка-вещунья появилась.

И в самом деле, как же без нее? Однако то, что прапрадед мой при виде птицы почувствовал себя крайне неуютно, было мне понятно. Если честно, сегодня утром я тоже чувствовала себя не в своей тарелке, заприметив каркушу, и примерно те же беспокойные мысли посетили и меня, хотя я человек не суеверный и, как мне всегда казалось, до мистики не охочий. То есть я не против посмотреть по телику что-нибудь страшненькое, но по-настоящему историями про демонов меня испугать невозможно, потому что как бы круто ни завернул сюжет сценарист, я пребываю в твердой убежденности, что все это глупые сказки, и, насмотревшись подобных фильмов, не вздрагиваю нервно под одеялом, прислушиваясь к шорохам за окном.