Закон подлости - [11]
– На работу! – хором подсказали Зинаида Яковлевна с соседкой.
– Еще не хватало! – хором ответили мать с дочерью.
– Я не в крематории, между прочим, работаю, – отшутилась Ларуся и предложила закрыть тему.
Так и сделали: платье осталось висеть, целое и невредимое, потом его перевесили в шкаф, а потом – в Людин шкаф. Вдруг понадобится? «Все-таки хорошая ткань – Ваня еще из Самарканда привозил», – гордо поясняла истинную ценность подарка Зинаида Яковлевна.
Расставшись с платьем, она почувствовала невероятное облегчение. Но буквально через несколько дней – странную пустоту. Зинаиде Яковлевне стало скучно, и она призвала к себе на аудиенцию Людку-соседку.
– Знаешь, Люда, – призналась неожиданно Зинаида Яковлевна. – Мне ведь, мил-человек, восемьдесят шесть лет. В любой момент тяпнуть может. А у меня – ничего. Одни концы да красный сатин на обивку. Ни платья, ни покрывала.
– Так собрать надо, – предвосхитила несформулированную просьбу Зинаиды Яковлевны соседка.
– Надо, – согласилась та.
– Так в похоронной лавке все купить можно: и покрывало, и платки, и платье, и тапки. Приходишь одним днем – и никаких проблем.
– Не хочу я чужого! – доверила Людке-соседке свою страшную тайну Зинаида Яковлевна.
– И не надо. Сами купите.
– Ка-а-ак?! Уж три года…
– Давайте я куплю. Чай, у нас на рынке чего хочешь купить можно.
– Купи мне, Людочка, – заволновалась Зинаида Яковлевна. – Платье мне купи. С пуговицами, чтоб спереди были, а то, представляешь, сколько лет на них лежать! Следы будут.
Доводы Зинаиды Яковлевны Людку-соседку нисколько не смутили: она приняла их окончательно и бесповоротно.
– Ну так понятно, что спереди. А цвет какой?
Зинаида Яковлевна от удовольствия зажмурилась и выпалила:
– Зеленый.
– Зеленый? – ничуть не удивилась Людмила цвету смертного одеяния. – Можно и зеленый. Главное – не черный.
– Купи, Людочка! – взмолилась старуха и вынула три тысячи рублей. – Хватит?
Людка с сомнением посмотрела на три зеленые купюры:
– Не знаю даже. Добавлю, если что. Размер-то какой брать? Сорок восьмой вроде?
– Да не знаю я даже. Возьми какой-нибудь, – лепетала счастливая Зинаида Яковлевна, держа соседку за руку.
– Ну, если что, поменяем! – нашлась Людка и засунула три тысячи в карман фартука. – Только, теть Зин, не сегодня. Сегодня – не моя смена. Сегодня – среда. Давай в пятницу сговоримся.
– Да ты не торопись, Люд. Спешить некуда.
– Ну, это как Бог даст, – сообщила напоследок соседка и покинула гостеприимный дом Зинаиды Яковлевны с чувством своей незаменимости…
В том, что в пятницу перед ней будет лежать новое платье, Зинаида Яковлевна нисколько не сомневалась. Она была даже рада этому – потому что чужой, можно сказать, человек. Попросили – сделал. А когда свои, то не очень как-то приятно. Вроде им все равно когда, лишь бы скорее. Сегодня попросила – завтра принесли. И что делать тогда? Ложиться?
Ложиться перед Людкой-соседкой Зинаида Яковлевна не собиралась, поэтому новому платью, принесенному «с базару», обрадовалась и даже любовно погладила материал, из которого оно было сшито.
– Никак трикотаж? – призвала она к ответу соседку.
– Вроде как.
– А состав? – задала странный вопрос Зинаида Яковлевна.
– Все берут, – не менее странно ответила Людмила.
Обе друг друга поняли.
– Вот знаешь, я чего опасаюсь, – поделилась Зинаида Яковлевна. – Материал ведь трикотаж?
– Трикотаж.
– А вдруг катышками свернется? Неужто я в катышках гнить буду?
– Так не увидит же никто, – здраво отметила соседка. – В гробу же не видно. А с открытой крышкой лежать, так оно еще новое будет. Без катышков.
– Вот правильно ты говоришь, Люда, – похвалила ее Зинаида Яковлевна. – Хорошая ты женщина, понимающая. Спасибо тебе.
– Да за что, теть Зин?! Чай, мы с тобой не чужие: столько лет через стенку живем, уж ближе чем родственники.
– Это ты правильно, Люда, сказала, – снова одобрила соседскую сентенцию Зинаида Яковлевна и наконец позволила Людмиле уйти. Больше она ей была не нужна. Дело сделано.
От ощущения выполненного долга у Зинаиды Яковлевны стало на душе тревожно: она снова вспомнила про закон подлости и поразилась тому, что воз и ныне там. Как не было собрано, так и не стало.
«Тапочки… И тапочки нужны зеленые… Под платье», – напомнила она сама себе и определила сроки выполнения задуманного: к маю, не раньше. Девятого или десятого, а там, глядишь, и лето наступит.
Выбор тапочек обещал стать интересным занятием, привлечь к которому она собиралась и Ларочку, и Катю, и уж Людку-соседку точно. И уже точно знала, с кого начнет. Уж точно не с соседки. Потому что та любые тапочки из-под земли достанет, а там уж и придумывать нечего: хоть сама в похоронное бюро иди и помирай у них там, в казенном доме.
«Позвоню-ка я Кате», – решила Зинаида Яковлевна, но прежде посмотрела на календарь. Рановато пока. И Пасха в этом году ранняя, в апреле. «Так чего ж и мне торопиться?! Позвоню-ка я Кате в мае. После десятого. А пока поживу. Можно еще…»
Все девочки верят в Прекрасного Принца. Потом они вырастают и понимают, что принцы бывают только в сказках. Но Василиса, которую жестокие одноклассники дразнили Периной, точно знала, что принцы существуют. Ее, во всяком случае, Принц ждет и непременно дождется, ведь он обещал, что, когда она вырастет, он обязательно ее найдет и женится на ней. У этого Принца не было белого коня, белого плаща и прочих атрибутов сказочного героя. Но парень в спортивной майке был таким обаятельным и говорил так уверенно, что Василиса ему поверила.Шли годы.
Люся из тех, о ком одни с презрением говорят «дура», а другие с благоговением – «святая». Вторых, конечно, меньше.На самом деле Люся – ангел. В смысле – ангельского терпения и кротости человек. А еще она – врач от бога, а эта профессия, как известно, предполагает гуманное отношение к людям. Люсиным терпением, кротостью и гуманизмом пользуются все – пациенты, муж и дети, друзья, друзья друзей и просто случайные знакомые. Те, кто любит ее по-настоящему, понимают: расточительно алмазом резать стекло, если его можно огранить и любоваться.
«Муж и жена – одна сатана» – гласит народная мудрость. Евгений Вильский был уверен, что проживет со своей Женькой всю жизнь – ведь и зовут их одинаково, и друзья у них общие, и дети – замечательные. Но есть еще одна мудрость: «Жизнь прожить – не поле перейти». И смысл этих слов Вильский постиг, когда понял, что не бывает только белого и только черного, только правильного и только неправильного. И половина – это необязательно одна вторая, вопреки законам математики и логики…
Дуся Ваховская была рождена для того, чтобы стать самой верной на свете женой и самой заботливой матерью.Но – увы! – в стране, где на девять девчонок, по статистике, восемь ребят, каждая девятая женщина остается одинокой. Дуся как раз была из тех, кому не повезло.Но был у Дуси дар, который дается далеко не всем, – умение отдавать.Семейство Селеверовых, к которым Дуся прикипела своей детской, наивной душой, все время указывало ей на ее место: «Каждый сверчок знай свой шесток».Они думали, что живут со сверчком, а на самом деле рядом с ними жил человек, с которым никто не сравнится.
Антонина Самохвалова с отчаянным достоинством несет бремя сильной женщины. Она и коня остановит, и в горящую избу войдет, и раму помоет.Но как же надоело бесконечно тереть эту самую раму! Как тяжело быть сильной! Как хочется обычного тихого счастья! Любви хочется!Дочь Катя уже выросла, и ей тоже хочется любви. И она уверена, что материнских ошибок не повторит. Уж у нее-то точно все будет красиво и по-настоящему.Она еще не знает, что в жизни никогда не бывает, как в кино. Ну и слава богу, что не знает, – ведь без надежды жить нельзя…
Если отношения отцов и детей складываются по-разному, кому как повезет, то отношения бабушек с внуками всегда теплые и трогательные. Задумайтесь – самые дорогие сердцу воспоминания детства у каждого из нас связаны с бабушкой.Татьяна Булатова рассказывает о разных бабушках: среди ее героинь есть и старушки в платочках, и утонченные дамы, и бабушки-модницы с ярким макияжем и в немыслимых нарядах. Говорят, бабушки любят внуков, потому что те отомстят за них своим родителям. Это не так, уверяет нас автор. Для ее героинь появление внуков – шанс прожить еще одну молодость и, может быть, исправить ошибки, за которые корили себя всю жизнь.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Чудаки, блаженные, не от мира сего – как только не называют людей, отличающихся ото всех. Среди них есть одержимые манией и фактически святые, безумцы и великие философы. Не замечать их попросту невозможно. Талантливый художник-аутист из рассказа Романа Сенчина, крылатая девочка Юрия Буйды или фотограф-маргинал из повести Алексея Лукьянова – все они чудаки, но мы-то знаем, что слово «чудак» происходит от слова «чудо». Мир без таких людей стал бы более тусклым и серым.
«…На широком тротуаре лежал скрюченный бродяга по прозвищу Громобой. В подпитии он любил потешить компанию историей своей инвалидности: совесть не позволяла ему изображать калеку, и, чтобы не обманывать людей, этот правдолюб оттяпал себе ступню мясницким топором.И вот сейчас он неподвижно лежал на стылом асфальте, выставив из-под кавалерийской шинели «честно отрубленную ногу», через которую переступали самые нетерпеливые из прохожих.Овсенька присел на корточки рядом с Громобоем и тронул его за плечо:– Вставай, служивый, сдохнешь ведь!…».
««Газик» со снятыми бортами медленно (хотя и не так, как того требуют приличия и протокол траурного шествия) ехал по направлению к кладбищу. Кроме открытого гроба, обшитого кумачом, и наспех сколоченного соснового креста, в кузове никого не было…».
«…Кто-то говорил, что Ева – большая эгоистка. В тридцать лет сделала аборт, от мужа, между прочим. Громко заявила:– На черта мне дети? Посмотришь на всех на вас – и расхочешь окончательно. Бьешься, рвешься на куски – сопли, пеленки, – а в шестнадцать лет плюнут в морду и хлопнут дверью. Нет уж, увольте.С этим можно согласиться, а можно и поспорить. Но спорить с Евой почему-то не хотелось. Суждения ее всегда были достаточно резки и бескомпромиссны.– А как же одинокая старость? – вопрошал кто-то ехидно.– Разберусь, – бросала Ева. – Были бы средства, а стакан воды и за деньги подадут.