Закон парности - [35]

— А кучер-то чем тебе не нравится? — воскликнул Никита и принялся стучать по передней стенке кареты, призывая солдата остановиться.

Тот, видимо, не слышал, дорога пошла под гору, и лошади стали набирать скорость.

— Снулый он, — торочил Гаврила, — и поговорить с ним нельзя. Но уж если рот откроет, то потом захлопнуть его никак не может. И такой срам из уст его льется! Людей он ненавидит, то есть все человечество! Всю земную народность. Говорит, все люди — воры. Потому, вишь, что у его прежнего начальника в Нарве дом обворовали. Все унесли и даже обои холщовые со стен сняли. А война, говорит, главное воровство. Воруют, говорит, вещи без весу и деньги без счету.

— Прекрати, Гаврила, ну что ты мелешь?

— И девицу вашу, говорит, украли! — карета подпрыгнула вдруг, и камердинер ударился о ее потолок.

— Как это — украли? И откуда он знает про девицу?

— Дак не глухой. Сами все… Мелитриса да Мелитриса… Я-то молчок. Понимаю. Тайна.

— Но с чего он взял, что ее украли? Раненый определенно говорил, что она бежала.

— Он так же определенно говорил про недруга вашего — Сакромозо. Я вначале думал, что это горячечный бред, а теперь сомневаюсь. Может, он вас просто хотел поскорей из дома этого розового выпроводить? Его по роже видно, — жулик.

— Что ж ты там-то молчал? — закричал Никита.

— А… Чтоб поскорее убраться из этого проклятого дома. Там мертвец у стены лежит. Вдруг полиция нагрянет? Начнут допрос снимать, то да се…

Никита бешено заколотил в стенку кареты, а потом открыл дверцу и заорал что есть мочи:

— Останавливай! Приехали!

Вся картина недавних событий предстала перед его глазами, повернувшись совсем другой стороной. Почему он поверил этому пятнистому мужику с разбитой головой? Словно околдовал он его своим бредом, зельем клейким опоил! Как он подгонял Никиту, как подхлестывал! А ведь могли представить все совсем иначе. Мелитриса испугалась драки, криков, выстрелов и, потеряв голову от страха, выбежала на улицу. Но куда ей идти в чужом польском городе, кого звать на помощь? Конечно, она выждет какое-то время, а потом вернется назад. В спальне никаких следов борьбы. Все чинно, мирно. О, Боже, отчего он не подумал об этом раньше? Какой он дурак!

Лошади встали, Никита выпрыгнул из кареты.

— Поворачивай лошадей! Мы едем назад в Познань.

На лице солдата появилось тупое, непробиваемое выражение.

— Это как же я их разверну, дорога-то узкая. Да и устали лошади. Они шибко бежали, потому что постоялый двор близко. А назад они ни за что не поскачут.

Разговор шел о придорожной харчевне, в которой им пришлось заночевать перед Познанью.

— Ладно. Пусть отдохнут твои кони. Но не более десяти минут. А потом разворачивайся и назад в Познань.

Солдат, охая, подчинился.

И опять пошла скачка. Одно утешение, теперь ехали в правильном направлении, Никита это душой чувствовал! Ведь если вдуматься, все могло случиться еще хуже, чем в том сюжете, который он вообразил. Вся эта сцена в доме — картинка — перевертыш! Как понимать эту фразу, мол, Мелитриса всем нужна, и вашим и нашим? Наши — это Тайная канцелярия — это понятно. А «ваши» кто такие? Ваши — это не иначе как пруссаки. Сашка предполагал, что все случившееся с Мелитрисой — это игры нашей секретной службы. А раненый — ее агент… А если он их агент? А наш агент сидит раскинув ноги у двери с двумя пулями в груди… Никита даже застонал от презрения к себе. Ну почему он ему поверил? По-русски чисто говорит, слова матерные знает? Да мало ли их, христопродавцев, для которых родина пустой звук?

Сейчас он вернется в розовый дом и, что бы там ни говорил этот тип с проломленной головой, пробудет в особняке столько, сколько найдет нужным. Можно там вообще поселиться. Вызовет полицию, все объяснит. Несчастного этого надо похоронить. А он будет ждать Мелитрису, если она до сих пор еще не вернулась.

Ему казалось, что дорога туда, когда они летели в погоню, длилась минут пятнадцать, ну двадцать… Назад они ехали уже час, а шпили познаньских костелов как торчали на горизонте, не желая приближаться, так и торчат. Ну вот и окраина, наконец, скоро мост через реку Варту.

Подойдя к розовому дому, Никита вдруг смутился, все происшедшее с ним показалось не реальностью, а навязчивым сном, который является с периодичностью в полгода. Среди синих лесных пейзажей или в запутанных переулках неведомого сумеречного города с тобой происходят какие-то странные, подвластные только логике сна, события. При свете дня все они воспринимаются как абсурд, но стоит опять попасть в тот же сон, вся ночная камарилья опять обретает смысл. Зачем же он снится опять, этот окаянный дом с львиной мордой на дверной ручке?

Никита уверенно толкнул дверь. На этот раз она была заперта. Он нетерпеливо застучал ручкой.

— Откройте, сударь! Это я! Князь Оленев! Надо решить некоторые вопросы!

Гаврила с кряхтением тоже вытряхнулся из кареты, проклятая качка все бока ему отбила. Подойдя к барину, стал к двери спиной и начал методично бить в нее каблуком. Крики и стук разносились по всей улице, и, словно в некой трубе, завихрялись в спираль и, усиленные эхом, неслись вдаль.

Из дома напротив, небольшого фахверкового строения с высокой крышей, вышла старушка в пестрой юбке и белом чепце, постояла, послушала, потом нерешительно придвинулась ближе.