Закон моря - [14]

    Они и на берег, на осклизлые прибрежные валуны, выбрались первыми. Рванулись было с ходу вперёд, но вскоре залегли: дальше продвигаться было опасно — неподалёку полыхнул взрыв, раздался чей-то отчаянный крик. Сергеев понял: дорога заминирована. Буквально на какую-то долю секунды он оглянулся назад и обомлел: десантники с других катеров, выбравшись на берег, лапиной бежали следом. «Дорога заминирована, другого прохода нет, — обожгла мысль. — Что же делать? И здесь оставаться нельзя, сметут фрицы огнём как пить дать».

    Сергеев хотел уж было крикнуть: «Ложись!», понимая, что тогда атака захлебнётся и неизвестно, что станет со всем десантом, но в это самое мгновение взгляд его скользнул по едва приметной мокрой тропинке. «Значит, по ней ходят, раз протоптана! Не зря же её на дороге протоптали!» Он знал, что и в этом случае риск слишком велик. Но надо попытаться исключить его хотя бы для других...

    — Дорога заминирована! — крикнул он, обернувшись. — За мной, по тропинке! Ни шагу в сторону! — И кинулся вперёд, резким рывком уходя от товарищей: если он подорвётся, они поймут, в чём дело.

    Десантники теперь уже цепочкой бежали следом за ним.

    Словно обнажённое, колотилось сердце: только бы миновать эту страшно длинную тропинку, только бы она не подвела! Ещё каких-нибудь пятнадцать-двадцать шагов, всего лишь пятнадцать-двадцать шагов по этой тропинке, а там поворот за угол дома — и конец дороге, там можно расслабиться, хотя бы шаг в сторону сделать...

    Из темноты навстречу хлестнуло вдруг пулеметной очередью.

    — Ложись!

    Сергеев увидел: сбоку, недалеко за домом, почти на самом углу разворачивается грузовик, а из кузова на обе стороны выпрыгивают солдаты. Метнул гранату, приподнявшись на локте. Жарко дохнуло взрывом. Машина навалилась на борт, обнажив развороченное брюхо, окутываясь пламенем и дымом. Широко размахнувшись, швырнул гранату ещё кто-то, рядом. Приметил Сергеев: хороший бросок. Пулемет захлебнулся. Тёмные силуэты заметались впереди под губительным автоматным огнём.

    — Даёшь, ребята! Полу-у-у-ндра-а!

    А в бухте всё кипело от взрывов, метались лезвия прожекторов, горели несколько катеров — не понять, свои ли, чужие, — и было светло, хотя рассвет только ещё зачинался, и вода казалась маслянисто-чёрной, тяжёлой. Мелькали на узких улочках матросские бескозырки. Бой вспыхивал то в одной стороне, то в другой, но по всему чувствовалось, немцы, застигнутые врасплох, не выдерживают мощного натиска, откатываются на окраину, в сторону гор.

    Когда рассвело, местечко почти полностью было очищено, лишь небольшие группы гитлеровцев, отстреливаясь, пытались отойти к северной части, чтобы успеть скрыться в горах. Часам к десяти утра всё было кончено и пришла пора хоронить погибших: во взводе у Сергеева их было двое. Четверо были ранены...

    Узкой горбатой улочкой спускался Сергеев к бухте после похорон товарищей на местном кладбище. Тяжело было на сердце, тесно. Следом, поотстав, молча и печально шагали ребята из его взвода. В непривычной после боя тишине было слышно, как цокают по булыжной мостовой подковки сапог. Солнце в чистом утреннем небе стояло ясное, ласковое. Мирно голубело вдали море. Не верилось, что всего несколько часов назад на этой самой улочке шёл бой, гибли люди и кто-то уже не видит этого солнца, моря. Никогда не увидит...

    Сергеев шёл мимо старинного двухэтажного особняка с небольшой башенкой, когда из дома напротив ударили из автомата. По нему били, прицельно. Пули хлестнули по мостовой, возле самых ног брызнули осколки булыжника. Пригнувшись, успев всё же выпустить ответную короткую очередь, Сергеев высадил плечом дверь особняка, взлетел по лестнице наверх. Он очутился в какой-то комнате, припал к окну, наблюдая за улицей, за домом, из которого стреляли.

    Вскоре он заметил: в доме напротив, в чердачном окне, двое немцев устанавливают пулемет. Вот такие вещи Сергеев отказывался понимать — когда всё уже потеряно, бить из-за спины. Он вышиб прикладом стекло и с колена дал длинную очередь: немцы пропали. Решив, что с этим делом покончено, он хотел уже спуститься вниз, как вдруг услышал за спиной женский голос:

    — Что вы здесь делаете? Немедленно уходите!

    Сергеев обернулся и застыл, удивлённый. В комнату входила молодая женщина в длинном чёрном платье с наглухо закрытым воротом. Что-то иконописное было в её узком и бледном лице, это сразу бросилось Сергееву в глаза, хотя он и не мог бы ответить, что же именно. Чуть откинув голову, она медленно приближалась.

    — Кто вы? — спросил Сергеев, придерживая автомат.

    — Это я у вас должна спросить! — сердито произнесла женщина, приостанавливаясь. — Как вы здесь оказались?

    — Наследил я вам тут, — смутился Сергеев, потоптавшись на старом, но опрятном и чистом паркете, виновато оглядывая пыльные кирзовые сапоги. — И окно вот пришлось... Ничего не поделаешь: стреляют ведь...

    — Не смейте стрелять отсюда! — оборвала его женщина. — Здесь вам не каземат!

    Его удивило, что она так чисто, почти без акцента, говорит по-русски, и он, ободряя её улыбкой, словно показывая, что ей нечего бояться, спросил с открытым удивлением: