Закон десанта – смерть врагам! - [8]

Тишину нарушало только завывание ветра в кронах деревьев. Сообразительность ребенка просто пугала. «Выпороть бы ее от души, — тоскливо подумал Вадим, — дабы излишки ума выбить».

— Я догадывался, я подозревал… — понесло красавчика. — Это электрический ток, сеть под напряжением, понимаете?.. Закрытая зона, секретный объект… Чтобы чужие не вошли…

— И свои не вышли, — хихикнул очкарик. Но сам испугался своих слов и, стремительно бледнея, стал озираться.

— Вот мы и пленники, — обреченно, тоном, констатирующим отрицательный, даже провальный результат эксперимента, произнесла плотная дама.

— Ну что ж, — безволосый докурил сигарету, по привычке затушил ее слюной и прилепил к дверце автобуса. — Ну что ж, господа, ситуация становится в высшей степени любопытной. Не пора ли нам познакомиться?

«Да знакомы мы, знакомы!» — забилась раненой птицей под черепной коробкой у Вадима мысль…

Язвительную брюнетку звали Жанной Данович, о чем она поведала сквозь недавно отбеленные зубы (классическое русское имя, согласились крепыш с безволосым). Соседка Жанны по автобусу назвалась Ларисой Рухлядой — с брюнеткой она не знакома, сошлись с ней в унылом универмаге Славянки, не поделив последнего в галантерейной секции «крабика» для волос. По ходу препирательств дамы выяснили, что ожидают один и тот же автобус на Любимовку, обе приехали из одного города и обе истово ненавидят провинцию, амбициозно считая себя столичными жительницами (за Уралом, если кто не помнит, имеется собственная столица).

Безволосый с крепышом и вовсе познакомились у подножки автобуса, сойдясь на почве любви к сигаретам «Marlboro light». Первый отзывался на имя Борис Уралов (можно Борькой, без проблем), второй — на Максима Журбинцева (соответственно, Макса). Худощавого очкарика звали Колей Сырко, бородатого и вечно потеющего — Антоном Гароцким, красавчика — Володей Мостовым. Он снял, наконец, ненужные в середине сентября черные очки, показав объятые ужасом глаза, и окончательно утратил облик мачо, представ обыкновенным трусом.

— Это смутно мне напоминает… — начал Вадим.

— Вы тоже мне смутно напоминаете, — перебил его Макс, — одного парня с военной выправкой, сошедшего сегодня утром с Н-ского поезда и отправившегося в пристанционный буфет. Он ехал во втором вагоне, я — в третьем. Бедняжка, подумал я тогда. В этом дурацком буфете парню предложат ледяной чай и очень неприятное обслуживание. А по его виду он не привык пить ледяной чай.

— Так оно и вышло, — согласился Вадим. — Но кипяток я успел набрать в поезде, а растворимый кофе ношу с собой, так что не пропал. Могу предложить — в термосе еще осталось.

Тут и вспомнили про холодное межсезонье. Первым запрыгал очкарик, лишенный теплой одежды и жировых запасов. За ним и другие с недоумением обнаружили, что не май на дворе, пора прятаться. За прошедшие четверть часа к компании никто не вышел. Мнения разделились — одни предлагали отсидеться в автобусе, другие — исследовать территорию, в частности, дом, отогреться, а заодно и прояснить по возможности ситуацию. В случае похищения обязаны иметься похитители, иначе как-то глупо и не по-людски. Первые резонно возражали, что в могилу никогда не поздно — едва ли похитители за дверьми готовят радушный прием с фуршетом. На что вторые не менее убедительно утверждали, что чему быть, того не миновать, температура в автобусе через час сравняется с температурой окружающей среды, и вообще, держать в нем оборону — это полный параноидальный бред. Решила за всех опять же Валюша. Никто не видел, как она исчезла. Девчонка крутилась подле автобуса, а затем ее куда-то унесли черти. Опомнились, когда распахнулась дверь на крыльце ротонды, и недовольный детский голосок сообщил:

— Эй, вы там зимовать собрались? А в доме, между прочим, тепло и никого нет.

Вадим поражался сочетанию в этой девочке пугливости и бесшабашной отваги. Кроме того, этот ребенок в суждениях и взглядах на жизнь мог заткнуть за пояс любого взрослого. Очевидно, последние в этой жизни крупно досадили Валюше, раз она взяла себе за правило обороняться от них всеми доступными ей методами.

В доме действительно было сравнительно тепло. Еще удивительнее было наличие электроэнергии, что наводило на мысль о дизель-генераторе, припрятанном где-то неподалеку. Нажатием выключателя активировались две маломощные лампочки — одна над дверью, другая слева — у деревянной лестницы. Дом не выглядел жилым. Если в нем и протекала жизнь, то довольно скрытая. Пахло плесенью и пылью. Облупленные стены напоминали тюремные. Холл представлял собой урезанный сектор окружности. Слева по дуге — окно с видом на беседку, в конце дуги — обшарпанная лестница. Справа от входа — стена с дверью, она заканчивалась уходящим направо коридором. В конце коридора имелась еще одна лестница, с нее неплохо обозревалась предыдущая, поскольку обе находились на одной линии. Второй коридор, перпендикулярный первому, насквозь просматривался от входной двери. Он завершался мутным, непробиваемым стеклом. Коридор отделял два глухих простенка, за каждым — помещения. Двери последних выходили в холл; одна практически у спуска со ступеней, другая напротив — на повороте к правой лестнице.