Закон благодарности - [7]

Петр Данилович легче других переносил круглосуточную тьму. Как-никак третья зима, опыт есть. И он старался, чтобы зимовщики не впали в апатию, по очереди брал каждого из них с собой на прогулки под предлогом проверки капканов. В этих прогулках неизменно участвовал Дик.

Первый пойманный песец внес некоторое оживление в монотонную жизнь полярников. Повезло Игошеву (у него, как и у других, были свои капканы, и каждый знал, где чьи).

Петр Данилович объяснил и показал, как надо снимать шкурку, как выделывать.

— Ну теперь должны пойти песцы, почин есть! — обнадежил он остальных.

Но больше что-то ни в чьи капканы и ловушки песцы не попадались, хотя следов после каждой метели замечали вокруг немало. И не только песцовых.

Однажды Дик, бежавший впереди, остановился как вкопанный, вздыбил шерсть. От берега в глубину острова вели огромные следы — Дик мог уместить в каждом из них свою голову.

— Хозяин пожаловал, — определил Севрин. — И, видать, матерый: вон какой след — шапкой не накроешь!

Но медведь пока не беспокоил зимовщиков: то ли был сыт, то ли просто не учуял жилья. В прошлом году в это время уже не раз прозвучали удары молотком по железке, висящей у входа в дом полярников.

Приближался Новый год. Елки настоящей, конечно, не было, но Петр Данилович вспомнил, что есть синтетическая. Разыскали ее на складе, поставили в центре круглого стола, за которым всегда обедали. По всем стенам развесили картинки. Кухарчук, как заправский художник, изобразил на них каждого в еще более страшном виде, чем на самом деле: в гигантских унтах, с бородами до пола, косматых. Но Дик заметил, что это людям понравилось, — рассматривая картинки, они хохотали и хлопали друг друга по спинам.

Врач и завхоз, он же постоянный кок (именно кок, а не повар, потому что в слове «кок» больше романтики, да и жизнь у полярников как у моряков!), Феликс Козлов соорудил по случаю новогоднего праздника торт. Севрин выдал каждому по полкружки спирта.

Как всегда, люди слушали музыку, льющуюся из черного ящика с зеленым мерцающим глазом, потом пели. Решили устроить праздник и собакам — впустить их в свое жилье, угостить остатками ужина. Дик, который чинно лежал у порога с самого начала, с неудовольствием отметил, что невыдержанные его сородичи не умеют себя вести. Но люди сегодня были очень добры, кормили собак и ели сами, раскраснелись, разговаривали громко, размахивали руками.

Дик немного устал от этого шума и обрадовался, когда Петр Данилович пошел в свою комнату. Он последовал за хозяином и по обыкновению лег у двери.

Сквозь полудрему он слышал, как расходились по своим комнатам люди, забыв отвести собак назад, в баню. Объевшиеся, разомлевшие в тепле, они засыпали где придется: одни прямо под столом, другие в комнатах у своих хозяев, как и он, Дик.

Петр Данилович лежал поверх одеяла одетый — только разулся, курил хрипящую трубку и думал о чем-то своем. Один раз он встал, снял со стены рамочку с фотографией молодой женщины, долго разглядывал ее, тяжело вздохнул и лег спать, положив портрет себе на грудь.

Дик чувствовал, что хозяину не по себе, состояние Петра Даниловича передалось и ему, и он просыпался, едва задремав. Потом он услышал, как скребется в стены дома ветер, шуршит переметаемый через крышу снег. Начиналась пурга.

Петр Данилович, выкурив несметное количество своих трубок, так и не уснул в эту ночь. Когда ветер разгулялся вовсю, скатываясь с пологого склона сопки и пытаясь сбросить в океан прилепившиеся у ее подножия постройки полярной станции, Севрин встал, сунул ноги в теплые унты, надел шапку и полушубок.

— Пойдем посмотрим, что там творится, — сказал он Дику.

Все в домике крепко спали — и люди, и собаки.

Когда Севрин открыл наружную дверь, ведущую в тамбур, то оказалось, что он полузанесен снегом из-за неплотно закрытой второй двери.

— Будить ребят скоро придется, откапываться, а то заметет и не выбраться, — проговорил Петр Данилович, потянув на себя наружную дверь, за которой была ночь и неистово выла пурга. Двери во всех помещениях полярной станции открывались внутрь: если домик занесет даже с крышей, можно начинать откапываться — лопаты всегда рядом, в чулане. Петр Данилович отгреб снег, чтобы дверь захлопнулась и закрылась на щеколду.

Ветер гудел зло. Луч фонаря, включенного Севриным, уперся в сплошную снежную стену. Такого бурана Петр Данилович не помнил и решил посмотреть, какую силу ветра зафиксировал прибор.

Метеоплощадка находилась выше жилого дома. Чтобы добраться до нее, надо было завернуть за угол, там ухватиться за канат и идти, держась за него, мимо бани, склада и электростанции, затем пересечь небольшую ложбинку, где свирепый ветер пытается свалить с ног либо оторвать от земли и унести неведомо куда.

Дик шел вслед за хозяином, чувствуя, как давят на него плотные массы снега, поднятые ветром, как трудно удержаться на ногах. Он пригнулся — хотелось передохнуть. Этих нескольких мгновений было достаточно, чтобы потерять из виду хозяина. Дик рванулся вперед, почувствовал, что ветер переворачивает его, лег на брюхо и пополз в сторону метеоплощадки.

И вдруг ему почудился прорвавшийся сквозь вой ветра то ли стон, то ли приглушенный крик. Дик подался на этот звук и тут же учуял столь знакомый ему запах царя Арктики. Пес настиг белого медведя, терзавшего полушубок Петра Даниловича, не раздумывая, бросился на непрошеного гостя и вцепился острыми клыками ему в ягодицу. Медведь взвыл, оторвал передней лапой назойливого пса, вернее смахнул его с себя, и пустился наутек.