Заколдованный лес - [9]

— Тогда поищи на другое слово! — рявкнул Клод.

— Ну, например? — спросил Писец.

— Потеря памяти у дев, — рыкнул Клод. — Смотри на «П».

— «Потеря» в данном случае на «Д», — возразил Писец.

— Да мыслимо, возможно ли такое? — громом прогремел Клод.

Голос Королевского Писца был твёрд и ясен:

— Слова в книге расположены по ключевому понятию, так что нужно смотреть «Девы, потеря памяти».

Король зажмурил левый глаз, открыл, а потом зажмурил правый. Голос его стал низким и зловещим.

— Ничуть не сомневаюсь, что «кошка» у тебя на «ша», обезьяна-образина — на «эр», а «баран-болван» на «эф»! Хоть в «Э, Ю, Я» ищи разгадку тайны, а дай ответ!

Щиты на стене задрожали. Королевский Писец открыл букву «Д», где оказались свалены в одну кучу Дамоклов меч судьбы и Двойники, Догадки, Духи, Домовой и Демон, Доверчивость и Доводы рассудка, а с ними Дьявол, Дежа-вю и Девы. Король ходил взад и вперёд, пока Писец просматривал десятки страниц, то ахая, то охая, то ухая, то эхая. Наконец, Король не вытерпел и крикнул:

— Хватит тебе квакать и крякать — читай, что есть!

Писец покачал головой:

— Король, не торопите. Здесь полно статей и пунктов, ссылок и отсылок, значков, помет, подстрочных примечаний и терминов, и внутренних цитат на греческом, персидском и латыни, а также разных «см.» и «и т. д.»

— «См., и т. д.» — давай ответ скорее простым, понятным, внятным языком без всяких там «балда-белиберда».

Писец вспыхнул, перейдя от обиды на прозу:

— Вот на букву «Д» здесь рассказ о девяти чарах, которыми лесного и полевого оленя превращают в деву.

— Почему именно его? — спросил Клод.

Писец ответил медленно и терпеливо:

— Во-первых, олень спас жизнь колдуну, а, во-вторых, злой колдун решил сыграть с людьми злую шутку.

— Если бы я был королем над всеми королями, я бы положил конец колдовству, пусть мне хребет сломают. С такой суматохой и причудами кто поймёт, где его гончий пёс, а где — племянница?

— И вот что верно, — продолжил Писец, — для этих девяти чар: те девы были безымянны и помнили деревья и поля, и больше ничего.

— Ого! — сказал Король.

— Кроме того, что не менее важно, чары были всегда одинаковы, и во всех изложенных здесь случаях олень, спасаясь от погони, попадал в тупик, откуда не было возврата.

— Ну! — потребовал Король.

— После чего именно в том месте и в тот же миг олень являлся девою учтивой, высокой, смуглой, убранной красиво, принцессой благородной, как взглянуть.

— Во! — простонал Король и тяжко опустился на стул.

Писец вышагивал какое-то время взад и вперёд, потом остановился и поднял руку.

— И у всех этих лжеженщин, лжедев и лжепринцесс есть поразительное свойство.

— Так в чём оно? — прохрипел Клод.

— В том, что ни любовь, ни жар не расплавят чёрных чар. — Королевский Писец на минуту замолк и продолжил. — Кто их в третий раз разлюбит, вмиг несчастную погубит.

Клод вскочил и зашагал взад и вперёд по залу.

— Запиши рескрипт! — приказал он.

Писец нашел чернила и гусиное перо в паутине на полке, вытащил кусок пергамента из-за щита и уселся на пол, скрестив ноги. Клод закрыл глаза и сказал:

— Пиши простым и внятным языком: «Никто из сыновей моих отныне оленя в жёны не возьмёт», и точка.

— Оленя, — продолжил Писец, — в любом обличье, форме, воплощенье, под маской и личиною любой…

— Кто издает этот рескрипт, я или ты? — спросил Клод.

Голос Писца был ясен и твёрд:

— Нет сомненья, — сказал он, — что рескрипт должен быть изложен так, что если бы вам когда-либо пришло в голову изменить своё мнение, от рескрипта можно было бы отойти, отречься и отказаться..

— Порви рескрипт, — приказал Клод.

Какой-то миг он казался опечаленным, а потом расхохотался.

— В наших незадачах, конечно, очень много досадного, но я отдал бы полцарства, чтобы увидеть физиономию Тэга, второго охотника из всех живущих: как он проснется однажды утром, когда растают чары, и увидит рядом с собой на подушке не чёрную прядь волос и алые уста, а мохнатое ухо и бархатные ноздри!

Смех кидал Клода от стены к стене зала, как мячик в ящике. Он ещё пуще захохотал и запрыгал, подумав о Гэле, а потом о Джорне, как они окажутся носом к носу со своей дамой в её подлинном обличье, увидят ту, которой не в салоне с вином янтарным чашу пригублять, а во поле или в лесном загоне пастись, щипать траву иль соль лизать. Король едва выдавил сквозь смех:

— Больше всего забавляет меня мысль о Джорне — Джорне с лютней и лирой, вдруг понявшем, что он овладел сердцем и копытом самого быстрого оленя на всем божьем свете.

Он уселся в кресло, утирая слёзы смеха, а Писец всё расхаживал по залу, возмущая пламя светильников. Клод трижды вздохнул:

— Спору нет, девица зажгла огонь в моем сердце, — сказал он. — Многое бы отдал, чтобы издать указ о том, что она никогда не была оленем.

— Невозможно, сир, — сказал Писец.

— Так что же мне делать?

— Ждите и смотрите, на что смотрится, примечайте, что приметно и знайте, что раз — то однажды, что два — то дважды, что три — то трижды, а миг — быстрей мгновения.

— Вау-вау-вау, гау-гау-гау, — хватит с меня прибауток и присказок. Объявим деве, что она — олень, и пусть любезно удалится в тень!

— Она не сможет сделать этого! — воскликнул потрясённый Писец. — По вашему же указу это создание повелело вашим сыновьям исполнить подвиги и сейчас ждёт возвращения самого быстрого из них. В общем, дело сделано и решено.