Заколдованный круг - [26]

— Правильно! В этом чертовом мире, где все только и делают, что режут, да убивают друг друга, да обманывают, да продают, одна есть возможность спокойно жить — наглотаешься таблеток, и все прекрасно.

— И надолго? — поинтересовался Дон.

— Не очень, — неохотно ответил бородач, — но все-таки… В конце концов, это пока еще твердо не доказано, что от ЛСД бывает рак или слабоумие. Есть сомнения…

— А по мне, — заметил длинноволосый (он был ядовитым парнем), — если с тобой поговорить, то никаких сомнений не останется. Не насчет рака, конечно, а насчет…

— Вот врежу, так ты сразу слабоумным станешь! — Бородач призвал на помощь крайние аргументы. — Джимми Хендрикс уж на что светило, ни одной телевизионной программы в Штатах без него не обходилось, так прямо специальные песенки во славу ЛСД пел. Это здорово!

— Почему пел — перестал?

Бородач молчал. Зато вмешался длинноволосый:

— То-то и оно, что перестал. Умер он от этих самых наркотиков.

— Ну и что? — пожал плечами несколько смущенный бородач. — Умер, верно. А куда ваш святой дух смотрел? — нанес он неожиданный удар.

— Наш святой дух не для дураков! — парировал длинноволосый.

— Погоди, — вмешался Дон, схватив бородача за плечо, — ты скажи, много у нас в университете этой ерундой занимаются? Ну, жуют твой ЛСД.

— Господи, — засмеялся бородач, — да каждый пятый, а то и третий…

— Не может быть!

— Читай газеты, там все написано.

— Слушай, а Рив — знаешь, в команде со мной играет, — он не нюхает, не глотает эти…

— Рив? — Бородач сосредоточенно нахмурил лоб. — Нет, среди наших нет такого. — Он посмотрел на часы. — Пора, через пять минут лекция.

— Да, печально смотреть на таких, как ты, — вздохнул длинноволосый, отойдя все же на безопасное расстояние, — прискорбно видеть, как губите себя…

— Э, — махнул рукой Дон, — разве мало прискорбного! Война, к примеру, кому она нужна? Да много чего…

— Прискорбно, прискорбно, — согласился длинноволосый, — но ведь не переборешь! Главное — любить Иисуса. Остальное суета.

— Главное, болван, удрать от всего этого, — воинственно вскричал бородач, он очень хотел, чтоб последнее слово осталось за ним, — удрать! Поскольку теперь нет необитаемых островов, так надо искать их здесь вот, рядом…

— Трепачи, — констатировал Дон.

И все трое отправились на занятия…

«Спорят, спорят, — размышлял Дон, — у каждого своя правда, свой рецепт против бед. Одни опиум дуют, другие лоб в молитвах расшибают, а эти оделись, что тебе гробовщики, во все черное, на лацкан прикололи красную козлиную голову, да еще с тремя рогами — сатана! — и разгуливают. Или еще в пустыню, видите ли, „удаляются“, на разные заброшенные фермы да каменоломни, живут, как неандертальцы, ходят голые и не отказываются стянуть, что плохо лежит. Еще мотоциклы завели себе некоторые, глушители сняли и носятся везде, народ пугают… у всех свои рецепты, как от неприятностей удрать. А что толку? В конечном итоге все живут на земле, всем нужно есть да пить и, между прочим, сдавать экзамены. — Дон пожал плечами. — Не убегут, бежать-то некуда. Поболтают, поломают комедию… От Жизни не убежишь. Впрочем, были такие, кто считал, что жизнь надо переделывать, не убегать от нее, а менять ее. Но как? Попробуй-ка измени! Не так-то это просто. Тут надо не человеком быть — кремнем. И то…» Дон подумал, что «кремневых» ребят в университете не так уж много. Впрочем, если прикинуть, их становилось все больше.

Одним из таких был Артур, долговязый, белобрысый парень, игрок «Рысей» и притом отличный. Пожалуй, как защитник он не имел себе равных. У него был лишь один недостаток: он носил очки. Поэтому во время игры ему приходилось вставлять под веки контактные линзы. Это сразу изменяло выражение его лица. Из немного рассеянного и удивленного оно становилось сосредоточенным и целеустремленным.

Последнее время Артур все реже надевал очки и все чаще прибегал к линзам.

— Понимаешь, — объяснял он Дону, — мне врачи сказали, что есть такие, что даже спят с линзами. И уж, во всяком случае-, носят их весь день. Вначале неудобно, а потом привыкают. Главное — привыкнуть. Я теперь могу полдня носить, и ничего. Потом, правда, утомляет. Но постепенно привыкаю. Правда, так лучше? — И он устремил на Дона сосредоточенный взгляд.

— Конечно.

Познакомились они еще в прошлом году при обстоятельствах, которые Дон запомнил надолго. Как-то на одной из соседствующих с университетом улиц он повстречал оживленную толпу. Она окружала здоровенного полицейского с громадной шишкой на непокрытой голове (фуражку он держал в руках) и крепкого молодого нагловатого парня, сильно подвыпившего. У парня под глазом красовался фонарь. Оба просто исходили яростью, размахивали кулаками, кому-то грозя.

Выяснилось следующее. Пьяный парень привязался к проходившей по улице цветной девушке. Он проездом в городе, сам южанин, и не привык, чтоб цветные девушки на его ухаживания отвечали кулаками. Правда, ухаживание выразилось в том, что он крепко шлепнул девушку пониже спины, но ведь всем ясно, что это так, от доброго отношения. А она — р-раз! — и сумкой ему в глаз. Но он успел все-таки схватить девушку и закатить ей пощечину. Она вырвалась, побежала, а тут — полицейский. Девушка сразу ябедничать. Но полицейский оказался стоящим парнем, он схватил девушку и повел в участок — фингал-то под глазом у парня, а не у пее. Парень, в качестве потерпевшего, тоже пошел и в какой-то момент изловчился шлепнуть обидчицу еще раз. Девушка взвилась, вырвалась и побежала. Они за ней. И вот тут оказалось, что за всей этой сценой наблюдал какой-то белобрысый юноша в очках. Когда преследователи пробегали мимо него, он неожиданно и с удивительной ловкостью выхватил у полицейского дубинку, которой тот размахивал, стукнул его по голове, а пьяному парню подставил ножку. И исчез. Толпа веселилась, парень возмущался, полицейский изрыгал поток угроз…