Заколдованный круг - [48]
Потом все отправляются есть. Каша, сало да лепешки — вот это Монсу по вкусу!
Подошел июнь. Распустились деревья. Птицы пели сутки напролет, строили гнезда и носились за мошками и комарами. Они пели в кустах и перелеске вокруг луга. Они носились прямо над головой, чуть не касаясь крыльями — ведь когда копают, наверх выползает множество червей и всяких букашек. Когда раздавался взрыв, птицы испуганно умолкали на минутку — всего на минутку: память у птиц короткая. А потом снова принимались петь.
Солнце стояло высоко, когда хусманы отправлялись на работу в шесть утра, и так же высоко стояло оно, когда в восемь вечера они, усталые, возвращались домой. Эдварт поднимал глаза, ласточки черными молниями прорезали светлое небо. Он говорил:
— Ласточка высоко летает. Вёдро продержится.
Пер тоже это знал, кости у него не ломило. Неплохо даже, если б погода испортилась. И картошке, и хлебу нужен дождь. Правда, и картошка, и хлеб удались на славу — дружно зазеленели и хорошо пошли в рост, но ведь издавна говорится, что дождь под Иванов день не помеха. Когда они под вечер возвращались к ужину, дрозд щебетал в придорожных кустах:
— Смотри-ка! Смотри-ка! На лугу канавы роют!
Ему отвечал другой дрозд:
— Нам червей копают!
А первый продолжал:
— Потому-то пусть копают, пусть копают, пусть копают!
Ларс мечтательно смотрел в сторону Берга — у него там девушка — и говорил:
— Вот стояло бы лето круглый год!
Работа на лугу шла своим чередом: изо дня в день. Через три дня кончили взрывать, провели крайнюю поперечную канаву и принялись за три продольные канавы от верхнего края луга.
Когда-то здесь было дно озера. На глубине полутора-двух локтей они наткнулись на голубую глину. Они обкладывали камнями дно и стенки канавы, заполняли ее кругляками, клали сверху плоские плиты и забрасывали землей. Теперь у воды будет сток. Вода сразу же потекла в открытую канаву у края луга. Оттуда через пролом в скале, который они проделали, по мощеному стоку потекла дальше в маленькую быструю речушку, что разделяла Ульстад и земли Нурбю.
Вшестером они работали десять дней, пока все не было сделано. Через два дня Иванов день, и тогда со всех усадеб станут перегонять коров на сетер.
А там уже и настоящее лето.
Лето
Рённев, Ховард и Кьерсти тоже отправились на сетер и пробыли там несколько дней. Летом места хватало всем: Рённев и Ховард спали в маленьком сарайчике на еловых ветках, застланных шкурами.
Рённев присматривала, чтобы все делалось как положено, потом скотница и еще одна девушка будут управляться сами. Ховард починил крышу хлева и избушки, накопал смолистых корней для очага, запас и наколол сушняка на пол-лета. Даже скотница смягчилась, когда увидела, чем он занят, — обычно служанки на сетере делают это сами.
Вечера стояли долгие и светлые, воздух был такой чистый, что дышать приятно. Всякому известно, что на сетере любая хворь пропадает.
На камне у входа засиживались за неторопливыми разговорами до полуночи: здесь высыпаешься быстрее, чем внизу в селении.
По утрам над всеми сетерами вокруг озера подымался голубой дымок. Голоса далеко разносились в тишине. Коровы радостно мычали, завидев друг друга. Телята рыли землю копытцами, ревели, делали вид, что они большие быки. Иногда среди всех этих звуков раздавался собачий лай: на сетере Нурбю держали щенка, который повсюду совал нос.
Здесь на пастбищах сейчас целая деревушка.
Понемногу коровы стали отходить, шерсть у них снова заблестела. Рано утром они чинно выходили из калиток одна за другой и двигались к лесу, вечерами в том же порядке — обратно. Впереди всегда корова с колокольчиком. Странное дело, она ни разу не водила стадо точно по старому пути. Может, по ночам придумывала, куда бы повести коров наутро?
Случалось, в тех краях попадался весной или осенью медведь; но служанки на сетерах медведей не боялись — здесь уже много лет не слыхивали, чтобы медведи драли скот. Почуяв дым и заслышав голоса, медведь обычно уходил дальше в лес. Там, в самой чащобе, он, верно, питался муравьями, — мышами, корнями и шмелиными гнездами, пока в конце июля не поспевала черника.
Прожив пять счастливых дней на сетере, все трое вернулись в селение. Кьерсти, падчерице Рённев, в начале июня исполнилось двенадцать. На будущий год, когда ей будет тринадцать, ей разрешат пробыть на сетере полмесяца. Тогда она научится сбивать масло, варить сыр и печь коржики. Что на свете вкуснее коржиков…
Внизу, в Нурбюгде, было так же спокойно, как и на сетере, — а может, даже спокойнее. В Ульстаде одна служанка управлялась со свиньями, курами и двумя оставшимися на хуторе коровами. Овец выпустили в лес, козы паслись на выгоне и сами возвращались к вечеру. Хусманы сидели по домам, в усадьбе из мужчин остались Ховард и Ларс. Колокол не звал работников на обед, тихо было в это время года и на других усадьбах. Тун зарос травой, как и тропинки между постройками.
Ховард с Ларсом потихоньку занимались делом — чинили изгороди, рубили дрова, чистили сеновал, чтобы все было готово к сенокосу. На сеновале они наткнулись на курицу, она спряталась там и высиживала яйца, они ее не тронули.
«Моя вина» — это роман о годах оккупации Норвегии гитлеровской Германией, о норвежском движении Сопротивления. Роман вышел в 1947 г., став одним из первых произведений в норвежской литературе, посвящённым оккупации. Самым интересным в романе является то, что остро и прямо ставится вопрос: как случилось, что те или иные норвежцы стали предателями и фашистами? В какой степени каждый человек несет за это ответственность? Как глубоко проник в людей фашизм?
В книгу вошли небольшие рассказы и сказки в жанре магического реализма. Мистика, тайны, странные существа и говорящие животные, а также смерть, которая не конец, а начало — все это вы найдете здесь.
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.