Заколдованный круг - [17]

— Да радуйся ты, Шённе! За две сотни далеров я душу бы продал! Да радуйся ты, Шённе! За две сотни далеров я бы душу…

Шённе сидел, уткнувшись лицом в стол, и не отвечал. Раз, правда, он поднял голову и улыбнулся придурковатой улыбкой, но по его заплаканному лицу было видно, что он просто не понимает, что ему говорят. Третий, Нурсет, сидел молча, и лицо у него было черное и злое, даже когда он смеялся.

Нурбю позвал служанку и потребовал еще грудинки.

— Но сначала тебе выпить надо! — сказал он Ховарду. — Выпить хорошей водочки. Эти — они уже больше и не замечают, что пьют.

Он сходил к шкафу и принес бутылку и рюмку. Настоящая французская водка. Рука у него дрожала, много водки пролилось, так что Ховарду досталась самая малость.

— За твое здоровье! Спасибо за угощение на свадьбе! — сказал Нурбю. — Прекрасная была свадьба, самая богатая в наших краях за много лет. Ну да и Рённев-то ведь не из бедных.

И снова Ховард заметил холодный, подозрительный взгляд. Он подумал: это один из ближайших соседей. Будь начеку.

На столе среди бутылок, рюмок и лужиц пива лежала скрипка. Ховарду было неприятно видеть ее там, и он поднял ее. Это была отличная скрипка.

— Эта скрипка у тебя где висит? — спросил он.

Нурбю сказал:

— Скрипка? А я и забыл про нее. Это Шённе тут… Скрипка обычно вон там висит. — Он показал, и Ховард пошел и повесил скрипку на место. Странное дело, она совсем не запачкалась.

— Спасибо! — сказал Нурбю.

Вскоре служанка внесла новую порцию яичницы с грудинкой. Нурбю подсел к столу, сказал «возьму-ка и я кусочек» и съел большую часть.

У Ховарда, изрядно проголодавшегося, всю, охоту отбило. Он услышал, что за стеной кто-то стонет, и повернул голову.

— Это всего лишь Анна моя, — сказал Нурбю. — Дышать ей тяжеловато, задыхается она иногда… Лежит уже одиннадцатый год… Проку от нее ни на грош. Ну, чтобы во всем везло, так ни у кого не бывает…

Ханс Нурбю завёл разговор с Ховардом. Он знал, что он намного трезвее остальных, и думал поэтому, что трезв, как стеклышко. Но и у него слегка заплетался язык, и он тоже иногда говорил лишнее.

Мысль об Анне каким-то образом навела его на мысли о лесе.

— Лес — это богатство! — говорил он. — Мы с бароном… мы с бароном… Покупать по дешевке, вот что я хотел сказать. И держать! И продавать подороже! А еще лучше вообще не продавать! Да, понимаю, ты собрался здесь у нас лес скупать. Конечно, такой башковитый мужик… А мне что — пожалуйста, если ты только дорогу перебегать не станешь. Аннерс да Шённе — этих овечек я стригу. Но с Нурсетом можешь попытать счастья, если есть охота.

Он говорил о них, не понижая голоса, словно их тут не было. Да они его и не слышали.

— С кем это у тебя договор? — спросил он и пристально посмотрел на Ховарда. — С помещиком Анкером?

На все вопросы Ховард отвечал уклончиво и кое-как выкрутился. Прежде чем скупать лес, сказал он, надо получше познакомиться с селением. А с Нурбю тягаться у него и в мыслях не было.

Нурбю остался доволен ответом и заговорил о том, давно ли Ховард знает Брюфлатена — того барышника, что заезжал на свадьбу.

Двое других все еще потешались над Шённе, снова и снова повторяя те же самые фразы.

Ханс Нурбю заметил, что Ховард смотрит на эту троицу, и сказал:

— Да плюнь ты на них — раз и навсегда. Мелкие они людишки.

Ховард собрался уходить — на этот раз всерьез.

Однако уйти он не мог, мешало чувство, которое он испытывал и раньше, но не с такой остротой.

Ему было здесь неприятно до отвращения и хотелось только одного: выбраться отсюда. Но именно поэтому он не мог просто так взять да уйти, потому что тогда все поймут причину и обидятся.

Конечно, вся троица в таком состоянии, что им это было бы все равно, через пять минут они забыли бы про него, а четвертый, Ханс Нурбю, скорее всего, подумал бы: он из-за этих троих ушел.

Вполне возможно. Но Нурбю не сводил с него подозрительного взгляда, и это мешало уйти.

И Ховард продолжал сидеть, говорил «да», «это само собой», «может, оно и так» и все ждал случая, когда удобно будет подняться и сказать: «Ну, спасибо, мне пора».

Вдруг Аннерс Флатебю заметил его. Он выпрямился на своем стуле и прогнусавил:

— Смотрите-ка, а вот и наш, как пастор говорит, миссионер.

И, набиваясь на ссору, продолжал:

— Ага, по-твоему, значит, мы свою землю обрабатывать не умеем, так, что ли? И ты нам покажешь, стало быть, чему тебя в школе научили, так, что ли?

Ховард спокойно отвечал, что и не думал быть миссионером. Нет, если он что и собирается, так это поднять немножко Ульстад.

Ответа Аннерс не понял и принялся повторять свой вопрос. Чем больше он его повторял, тем смешнее ему казалось, что такой вот пришлый, такой вот сопляк собирается учить их свою землю обрабатывать. Он засмеялся и, уже не в силах остановиться, хохотал все громче и громче.

— Миссионер, говорит пастор. Миссионер. Ха-ха-ха.

Ховард подумал только: теперь еще труднее будет уйти.

Нурсет, мрачный и злой, сидел за дальним концом стола. Он решил, что и ему пора вмешаться в беседу.

— Нам тут пришлых не надо! — сказал он.

Ховард не ответил.

Но у Ханса Нурбю засели в голове слова Ховарда об Ульстаде.

— Ага, значит, по-твоему, в Ульстаде плохо хозяйствуют? Пожалуй, так оно и есть: Ула, тот ведь больше о лесе думал.