Заключительный аккорд - [58]

— А вот сегодня нас объединяет честь в высоком понимании этого слова.

— Потом он начал расспрашивать меня о детях, а затем уронил голову на руки и заплакал.

— Я до сих пор никак не могу понять, как он, раненный, мог всё вытерпеть, — сказал Бендер.

— А мне непонятно наступившее на фронте затишье. — Хейдеман вынул из кармана лист бумаги. — Я прослушал несколько немецких радиопередач и кое-что записал. Вот, например: «Сводка за восьмое декабря: на территории Венгрии идут ожесточённые бои с противником по всему фронту. Девятого декабря: на фронте между Восточной Словакией и Курляндией продолжаются бои местного значения. Десятого декабря: на остальных участках Восточного фронта временное затишье…»

— Ну и как же ты такую обстановку оцениваешь?

— А очень просто: в Венгрии группа армий «Юг» вот-вот будет полностью разгромлена. Командование вермахта само своими скверно завуалированными сообщениями признает поражение.

— Ну а затишье на других участках Восточного фронта?

— Тут трудно сказать что-нибудь определённое: или русские готовят что-то серьёзное, или Адольф задумал что-то нехорошее.

— А почему бы ему и не использовать это затишье для неожиданного нападения? В Италии англичане не продвинулись ни на метр, на участке Западного вала янки наносят гитлеровцам удары.

— Неужели такие люди, как Кейтель или Гудериан, не понимают значения плацдарма на Висле и у Нарева?

Бендер покачал головой и сказал:

— Наш плацдарм под Барановой сам по себе является, можно сказать, идеальным исходным рубежом для большого наступления.

В этот момент в землянку вошёл Фриц Фаренкрог. Последние слова Бендера он услышал и, как бы продолжая его мысль, проговорил:

— Пора наконец взять курс на Берлин! Я мысленно уже вижу, как мы туда двигаемся.

— За это давайте и выпьем!

Хельгерт шёл очень медленно, однако ни на что не опирался даже тогда, когда спускался по ступенькам в командирскую землянку. Позади него шли Бендер и Фаренкрог.

Майор Тарасенко поднялся из-за стола.

Поднеся руку к козырьку, Хельгерт доложил:

— Товарищ командир, докладываю о возвращении. Задание, к сожалению, выполнить не удалось. Григорьев и Шнелингер погибли. — Голос у него был глухой.

Майор осторожно обнял Хельгерта.

— Вам было тяжело. С трудом, но могу представить, что вам за эти две недели пришлось пережить. — Эти слова были сказаны с участием, но без особого воодушевления.

Хельгерт поймал на себе внимательный взгляд май-ора.

— Расскажите всё подробно, чтобы мы могли извлечь из этого уроки. Скажите, что, по-вашему, помешало вам выполнить задание, товарищ Хельгерт?

— Во-первых, пилот несколько отклонился от курса. Во-вторых, правый мотор был повреждён осколком зенитного снаряда.

— По этой причине вы вынуждены были прыгнуть с парашютом, и Шнелингер получил серьёзную травму, — прервал Хельгерта майор. — Об этом мне уже докладывал Бендер.

— Я допустил ошибку, — продолжал Хельгерт, — когда повёл всю группу в госпиталь. К тому же я минут на десять отлучился от ребят. Если бы в госпиталь был направлен один Шнелингер, задание, возможно, удалось бы выполнить.

— Скажите, вы случайно не задумывались над тем, почему в госпиталь неожиданно нагрянули жандармы? — спросил майор.

— Об этом я как-то по думал.

Майор немного помолчал, а затем тихо сказал:

— Вы же получили распоряжение побеспокоиться перед отправкой о том, чтобы у всех участников операции на руке были сделаны татуировки, свидетельствующие о группе крови.

Бендер и Фаренкрог быстро переглянулись.

— Получил.

— Тогда почему же вы не выполнили этого распоряжения?

— А потому, что с татуировкой нас первый же советский патруль поставил бы к стенке.

— Прежде всего они доставили бы вас в штаб.

— Возможно.

— Я не знаю, товарищ Хельгерт, как вы могли такое подумать! Наши так не поступают. — На виске Тарасенко билась жилка.

«Наши, — подумал Хельгерт. — Между нами и ими большая разница».

Бендер и Фаренкрог молчали.

— Я у вас не спрашивал совета, а вы сами не подумали, что это упущение может привести к роковой ошибке, — продолжал Тарасенко.

— Вы имели возможность направить нас, возразить, внести свои предложения. Мне эта мысль пришла в голову только в последний момент. Чтобы никого не беспокоить, я решил всю ответственность взять на себя.

— Чем всё это кончилось, вам известно. В чём ваша основная ошибка, товарищ Хельгерт? Я вам сейчас скажу: ошибка ваша состоит в том, что вы боялись попасть в неприятность на нашей стороне и недооценили опасность на стороне противника.

В землянке стало тихо-тихо.

Хельгерт понимал, что ему, как старшему, доверили людей, пусть небольшую группу. Двоих из этой группы он потерял. Неужели все неудачи действительно посыпа-лись на его голову оттого, что он больше опасался русских, чем немцев? Он допустил просчёт и потому сам должен нести ответственность.

— И ещё я кое-что хочу спросить у вас, товарищ Хельгерт. — Тарасенко на миг замолчал, разглядывая повязку на голове Хельгерта и его забинтованную руку. Раны на лице заклеены пластырем. Левый глаз всё ещё в фиолетовом обрамлении. — Когда они расстреляли товарища Шнелингера?

— Двадцать третьего ноября.

— А вас когда допрашивали?