Заключённый с боевиками ИГИЛ - [54]

Почти каждый день Господь посылал мне кого-нибудь, кто приходил в часовню, и я слышал тихий голос Святого Духа, ведущий меня, направляющий и дающий мне необходимые слова. Намерения Господа велики, и я благодарен за то, что он «всегда даёт нам торжествовать во Христе и благоухание познания о Себе распространяет нами во всяком месте» (2 Послание к коринфянам 2:14). В конце письма я добавил заключительное благословение для моей семьи: «Да благословит вас Господь и сохранит вас всех. С любовью, Петр».

29

Был канун Рождества — второго Рождества, проведенного мной в заключении в суданских тюрьмах. Я наблюдал, как в нашу часовню втискиваются всё новые заключённые, несмотря на то, что присутствующих и так собралось уже более двухсот человек. Нам пришлось доставить стулья и скамьи, чтобы вместить всех желающих. Администрация тюрьмы позволила нам одолжить динамики, которые суданские христиане любят использовать во время пения, и их громкий звук привлекал даже мусульман, которые решили отпраздновать Рождество вместе с нами.

Служение было очень эмоциональным. Незадолго до проповеди мне удалось дозвониться до своей семьи из одного из действующих туалетов в часовне и ненадолго поговорить с ними. В спешке я сообщил, что у меня всего несколько минут, так как я вот-вот должен проповедовать.

Мы провели в часовне всю ночь, молясь и готовясь к следующему дню, а утром к нам прибыл местный католический священник. Впервые в истории тюрьмы «Аль-Худа» администрация дала разрешение на присутствие в нашей часовне ста заключённых, приговорённых к смертной казни. Это были люди, которые отбывали заключение в камере смертников — камере для тех, кто осуждён на смерть. Каждое воскресенье пасторы Хасан и Кува посещали камеру смертников и проповедовали осуждённым. Я также хотел присоединиться к ним, однако, поскольку был иностранцем, мне отказали в такой возможности.

На Рождество я смог впервые встретиться с заключёнными-христианами из камеры смертников. Со слезами на глазах мы обнялись. Этим людям суждено было умереть, и, обнимая братьев, я думал о том, что они, вероятно, будут казнены, прежде чем у нас появится ещё одна возможность встретиться с ними здесь, на земле.

Но теперь у нас есть уверенность, что скоро мы увидимся на небесах.

* * *

В конце декабря я, наконец, предстал перед судом. Допрос проводил прокурор, а я отвечал уверенно.

— Когда вы посетили Судан? — спросил он.

— Я был в Южном Судане в 2012 году, но я не заезжал в Судан и никогда не встречался ни с кем из военных.

— Как вы попали в Судан в 2015 году?

— Я въехал по туристической визе.

— Вы работаете на «Голос мучеников»?

— Я выполняю работу для «Голоса мучеников» по контракту, — пояснил я, — но не являюсь сотрудником этой организации, потому что я — не гражданин США.

— Зачем вы посетили конференцию в Аддис-Абебе?

— Я присутствовал на конференции, чтобы молиться за мир в Судане.

После дополнительных вопросов о моей работе, моих поездках в Судан и помощи, которую я предоставил раненому студенту-христианину, я завершил дачу показаний смелым заявлением:

— В нормальной стране, когда кто-то из-за рубежа привозит средства, чтобы помочь её гражданину, правительство с благодарностью принимает помощь. Я приехал в Судан не для того, чтобы заниматься шпионажем; я приехал, чтобы помочь нуждающемуся. Судан должен быть за это благодарен!

Я знал, что мои показания имели силу, однако также осознавал, что их было недостаточно.

* * *

В воскресенье 29 января я проснулся задолго до рассвета и начал готовиться к поездке в Хартум. Наше судебное разбирательство состояло из двадцати одного заседания и длилось почти шесть месяцев. Всё это время суданские проправительственные СМИ распространяли пропагандистские статьи о моём аресте. Я рассчитывал примерно на три месяца заключения — простая формальность. Однако шёл январь 2017 года, и я находился в заключении более двенадцати месяцев.

Наконец мои испытания, кажется, заканчиваются. По крайней мере, больше не будет невыносимых длительных поездок в пыли под палящим солнцем в кузове скотовоза из тюрьмы «Аль-Худа» в здание суда в Хартуме. Я упаковал вещи в чемодан и в последний раз забрался в грузовик для скота.

В тюрьме брат Моним регулярно читал газеты. Большинство наших судебных слушаний проходили в воскресенье, а в понедельник-вторник в газетах, как правило, появлялись статьи о нашем деле. Моним читал их, а затем переводил для меня. Статьи часто иллюстрировались фотографиями, взятыми с моего жёсткого диска, — «доказательство» того, что я был шпионом.

Наблюдая за тем, как подконтрольные правительству газеты трубят о нашем деле, я понимал, что с каждым днём надежда на то, что нас приговорят к сроку заключения, равному уже отбытому, и отпустят домой, таяла: правительство Судана потратило слишком много времени и сил на то, чтобы изобразить нас опасными преступниками и шпионами. Для него важно использовать наше дело, чтобы попытаться продемонстрировать миру, что их система управления и исламские законы, пресекающие христианскую деятельность, хороши и уместны. Я знал, что мой арест и тюремное заключение носят политический характер, и был готов смело взглянуть в глаза будущему, что бы ни ждало меня, даже если это ещё много месяцев или даже лет тюремного заключения. Я знал, что Бог использует меня, и верил, что Он будет продолжать делать это, будь то в суданской тюрьме или дома среди моих родных.