Заклятие - [5]

Про Сеньку, который щедро выпускал острые когти, оставляя на лице путников жуткие царапины, молодцы почему-то не помнили. Да и я метлой или той же кочергой так могла приложить, что мало не покажется. Без этого оружия даже за порог теперь не ступала, едва Сенька сообщал, что к нам очередной проситель рвется.

– Ну что? – кот потянулся и уставился на меня.

– А давай сделаем вид, что нас нет дома? – сварливо предложила я.

– Совсем нет? – ехидно спросил пушистый.

– Ага. Может, подождет наш добрый молодец и отправится восвояси.

– Этот – вряд ли. Упертый, как баран, – быстро дал характеристику мой фамильяр.

К слову сказать, он никогда не ошибался.

Сенька умыл лапой мордочку, покосился на меня зелеными глазами.

– Ядвига, ты же знаешь, что мы не можем прятаться вечность! Да и вдруг…

Я на него шикнула, не дав договорить. Понятное дело, что кот намекает на то, что есть среди просителей тот, кому предназначено снять заклятие. Мой суженый. Это у меня надежда колышется, как свеча не ветру, а у Сени светится, как летнее яркое солнышко. Такое, если и не желаешь, все равно обогреет, касаясь, кажется, самой души. И делится со мной кот этой надеждой, спасает от тоски и уныния, помогает не отчаяться.

Я вздохнула, накинула плащ, прихватила кочергу и вышла на крыльцо. Мужчина в красном кафтане с золотой вышивкой в этот момент оглядывал пустой двор, поросший репьем и огромными лопухами. За спиной у него, как и полагается каждому доброму молодцу, торчали лук со стрелами, а на поясе в ножнах прятался меч. Мужчина снял с плеч два огромных мешка, обернулся и заметил меня.

Я недобро прищурилась. Не нравятся мне ни его поклажа, ни низкий, почти до земли поклон, ни сверкающие синие глаза, такие ясные, что полевые васильки от зависти завянут. И без коня явился, что весьма странно… Ох, не к добру!

– Здравствуй, матушка, – в голосе доброго молодца я почему-то уловила то ли веселье, то ли ехидство.

Или все же показалось? Что его могло насмешить? Кочерга, что ли, которую в руках старуха держит, в надежде себя защитить? Не уважаю я таких людей.

Молодец же смотрел на меня задумчиво и как-то слишком пристально. Это тревожило, казалось неправильным, заставляло строить догадки, зачем он явился. А вдруг чародей? И если распознал во мне младшую царевну, то тут кочерга не поможет.

Я глубоко вдохнула, стараясь унять дрожь. Не смогли ведь меня чародеи найти, сколько ни старались. Как-то не рассчитала сестрица, что наложенное заклятие собьет все поисковые чары. Смешно даже…

И с этими мыслями глупый страх отступил, затаился, пусть и на время, давая мне передышку.

Незнакомец по-прежнему смотрел на меня, явно ожидая ответного приветствия. Я молчала.

– Матушка…

Я выругалась. Сенька фыркнул. Ну и обращение! Впрочем, перед ним же старуха, чего ждать?

– Путевых клубков нет, мечи заржавели. С собой только сухарей могу дать, – припечатала я.

Брови мужчины приподнялись, по лицу скользнула легкая улыбка.

– Я вообще-то… – он замялся, явно подбирая слова, – к тебе насовсем.

Я вытаращила глаза и глупо заморгала.

– В смысле?

– Жить, – просто ответил мужчин.

Я открывала и закрывала рот, не находя достойных слов. Нет, всякое было, конечно. Путники много просили, чего и в помине у меня не имелось. Даже девицы иногда сквозь чащу пробирались к избушке и выпрашивали несуществующие приворотные зелья. Заканчивались такие просьбы обычно тем, что добрые молодцы и красные девицы уезжали исполосованные Сенькиными когтями. Но чтобы такое! Ну и наглец! Поколочу. Однозначно. И если мозги на место не встанут – мой фамильяр добавит. Вон как сверкает глазами. И похоже намекает, что проблему надо сначала попробовать решить мирным путем.

– Милок, а ты избушкой не ошибся?

– Нет, бабуся. У тебя здесь тишь да благодать, а там…

Молодец неопределенно махнул рукой.

– И что там? – голос у меня был вкрадчивым, ласковым.

– Двое старших братьев доставшееся от батюшки наследство делят.

– А ты, стало быть, решил от богатства отказаться? – спросил Сенька, выпуская когти и направляясь к мужчине.

Тот вздохнул. И почему-то совсем не удивился говорящему коту.

– Отец строго-настрого запретил вмешиваться, – туманно пояснил молодец.

Я смерила его взглядом с ног до головы. Одежда на мужчине роскошная, ножны расшиты самоцветами. Однозначно, его семья не бедствует, живет в довольствие.

И вот кто же в здравом уме от золота, хором богатых да земель откажется? Темнит он что-то. И врет. Ни одному его слову верить не получается.

– Отец у меня ведуном был, будущее мог видеть… Перед своей смертью велел ехать в лесную глушь, жить у тебя и…

– Что?

– Ждет меня здесь счастье, – вздохнул молодец.

Прелестно!

– А ничего, что я против?

– Да я не собираюсь тебя обижать, – выдохнул он.

– Меня? Обижать?

Я замахнулась кочергой, но кот меня опередил. Сенька прыгнул на незнакомца, впиваясь когтями в плечо, и повис на разодранном, богато расшитом золотом рукаве черным комком.

– А-а-а-а! Отпусти!

Добрый молодец пытался отцепить от себя кота, тот шипел и рычал, пугая даже меня. Я подошла, погладила Сеньку по голове, взяла на руки, заставив отпустить.

– Шел бы ты отсюда.

– Да не могу я! – фыркнул этот упрямец, рассматривая раны от когтей и вздыхая так горестно, что мне вдруг стало его жалко. – Кто в здравом уме откажется от счастья?