Заклинательницы ветров - [31]

Она почувствовала, как пойманная боль начала втекать обратно в ее тело. Сперва она была несоразмерно велика, потом, проникая глубже, к самому средоточию ее существа, сделалась меньше, но вместе с тем и острее. Когда же она достигла каких-то окончательных глубин, о которых Ки дотоле и не подозревала, неведомо откуда возник твердый пол, больно ударивший Ки снизу в подошвы, так, что отдалось в позвоночнике, а сверху стремительно обрушился серый потолок. Объяснений Дреша не понадобилось: Ки и без него поняла, что их вышвырнуло в какую-то реальность.

Ки опрокинуло навзничь, и она осталась лежать неподвижно: от удара дыхание на миг прервалось. Хуже всего пришлось спине и затылку; тем не менее, Ки чувствовала себя куда лучше, чем во время путешествия. Здесь, по крайней мере вокруг, было что-то твердое, ощутимое. Соответственно, прекратилось и ощущение туманной неопределенности, нерешительности и неполноты, мучившее Ки с того самого момента, когда Дреш вызвал через нее эфирную тварь. То – что бы оно там ни было, – с чем Ки воссоединилась внутри зверя, выжгло туман, и к молодой женщине вернулась способность самостоятельно рассуждать. А вместе с нею – и ярость.

Обретя вновь способность дышать, Ки осторожно прислушалась к своему телу, глядя при этом на потолок, изукрашенный серыми завитками. Потом приподняла голову, еще гудевшую после падения. Точка, с которой она созерцала комнату, при этом не изменилась, и так было до тех пор, пока она не села как следует, подняв с собой и голову Дреша. Ки ведь по-прежнему пользовалась его глазами. Она ощутила под своей рукой шевеление мышц: Дреш силился открыть рот. Только тут до Ки дошло, что она держала его не за каменную подставку, а прямо за лицо и хватки не ослабляла. Поняв это, она поспешно переменила положение руки.

– Вот спасибо, – ядовито пробурчал Дреш. – Я уж думал, так и помру парализованным в твоих тисках!

– По-моему, ты вполне заслужил еще чего похуже, – сказала Ки. – Я хочу пользоваться своими собственными глазами!

– Пожалуйста, – с полным безразличием откликнулся Дреш. Ледяная ярость в голосе Ки ничуть его не смутила.

Перед глазами Ки вновь заклубился, а потом рассеялся туман, и Ки заморгала, пытаясь сфокусировать зрение. То, что для Дреша было матово-черными стенами, превратилось в колышущиеся непрозрачные занавеси. Ки не могла разглядеть, что там находилось за ними, но не могла и убедить себя в их вещественной твердости.

– Понравилось? – заботливо поинтересовался Дреш. – Может, просто поставишь меня где-нибудь в уголке – и айда вперед, вся такая из себя самостоятельная?

Ки помедлила с ответом. Она все еще попыталась сосредоточить взгляд на стене, но от ее обычного глазомера здесь было весьма мало толку. Стена казалась расположенной прямо у нее перед носом; проходил миг – и Ки не взялась бы дотянуться до нее рукой; еще чуть-чуть – и до нее надо было шагать через всю комнату. Гордость не позволила-таки ей сдаться без боя, и Ки попробовала найти компромисс.

– Честное слово, уж до чего я рада была бы бросить тебя здесь, Дреш, – сказала она, – но, увы, не отваживаюсь.

Он ответил:

– Тебе кажется, что я все время этак походя обижаю тебя, Ки, но на самом деле мною движут лишь спешка и жестокая необходимость. Так что, если ты не прекратишь все принимать близко к сердцу, мы с тобой никогда отсюда не выберемся.

Ки закрыла глаза и почувствовала, что он вновь подчиняет себе ее зрение.

– Придется уж нам с тобой еще попользоваться моими глазами, – сказал Дреш. – Похоже, ты считаешь это себе помехой, и немаленькой. Что до меня, я уже сомневаюсь в благоразумии затеянного предприятия. Полагаю, нам следовало бы отправиться в Горькухи, а там я без труда захватил бы какое-нибудь подходящее тело. Другое дело, мало что может сравниться с блаженным ощущением своего собственного тела. К тому же вместе с телом я лишился бы немалой доли своей силы, не говоря уже о секретах, которые в этом случае выведали бы Заклинательницы. Да что толку рассуждать! Нам теперь отступать некуда, можем идти только вперед. Так что вставай и дай-ка мне оглядеться…

Ки поднялась молча и послушно, хотя властная речь Дреша больно ранила ее гордость. Вероятно, она с гораздо большей охотой приняла бы участие в навязанном ей приключении, если бы Дреш обращался с нею, как с равной. Но колдун явно видел в ней всего лишь руки и ноги, которые можно использовать, – она была для него чем-то вроде ездового животного или смирной упряжки. Подобное сравнение немало потрясло ее. «Когда-нибудь же я вернусь к своему ремеслу возчицы, – подумалось ей. – Смогу ли я смотреть на вещи совершенно так же, как прежде?..»

Дреш между тем обозревал комнату, и Ки оглядывала ее вместе с ним. Комната производила странное впечатление: можно ли представить себе аскетическую роскошь? Матово-черные стены были голыми, как в тюремной камере, воздух был прохладен до холода, так что у Ки встали дыбом все волоски на коже. Однако в углу виднелось низкое ложе, так вот, оно было застелено самыми пышными оленьими шкурами, которые Ки когда-либо видела, притом бурый мех отливал фиолетовым – оттенок, свидетельствовавший о высшем качестве и немалой цене меха. В ногах постели лежали аккуратно сложенные одеяла, похожие на те, что керуги ткали из шерсти своих горных овец, но даже и тончайшие пальчики керуги никогда не сумели бы выпрясть такие нитки и выткать такую нежную ткань. В другом углу находился деревянный стол и при нем табурет самого незамысловатого вида. Породу дерева Ки так и не признала, тем более что оно вроде как мягко мерцало изнутри. А вот высокий хрустальный сосуд, стоявший посередине стола и наполненный бледно-лиловой жидкостью.