Заклинатель змей - [102]

К вечеру небо стало, как белый мрамор в дымчато-серых разводах. Резкий ветер закрутил во дворе снежные вихри. Омар всегда, бывало, радовался первому снегу. Нынче нет. Ибо он не готов к зиме.

Не хотелось есть, не хотелось пить. И спать не хотелось. Омар закрыл ставни, зажег свечу, наложил в жаровню горячих древесных углей.

Атараксия? Хе! С ней ничего не выходит. За что они взъелись на него? Чем он их обидел? Тем, что продолжает цепляться за жизнь, не дает себя вконец затоптать? Накинув на плечи старый тюркский тулуп, оставшийся от родителя, Омар долго ходил из угла в угол, как заключенный в темнице, не зная, как жить ему дальше.

Ветер уныло свистел в щелях старых ставней. Пламя на столике жалостно трепетало, металось на тонком фитиле. Вот-вот погаснет. Дунь чуть сильнее — и нету его.

Где-то снаружи прозвучал негромкий плачущий звон. Как монисто на шее скитающейся по ночному городу призрачной зимней девы. Это, наверно, Салих, ночной сторож, со своим колокольчиком. Он когда-то работал в мастерской Ибрахима.

Омар взял бутыль ячменной водки, чашу, редьку, вышел в тулупе на улицу. На ней уже тонкий снежный покров, от него довольно светло. Омар по длинным темным следам Салиха нашел его возле скудного костра под навесом у базарных ворот.

— Не спится? — Салих, зябко кутаясь в драную шубу, заправлял небольшой кальян наркотическим зельем.

— Не спится.

— Садись на корточки, грейся. — Салих положил уголек в курильницу. — Хочешь?

— Нет.

— Ни разу не пробовал?

— Пробовал. Для нас не годится. У нас — ячменная водка. Налить?

— Давай.

Выпили, похрустели редькой. Салих сделал затяжку, другую. Прокашлявшись, молвил:

— Зима.

— Зима…

Помолчали, каждый со своей печалью.

— Что мы можем против них? — вздохнул Салих.

— Ничего не можем, — вздохнул Омар.

Снежинки перестали крутиться, улеглись. Омар взглянул на небо. На северо-западе, в льдистой белой мгле, ветер промыл темно-синюю полынью, в ней закачалась большая звезда.

— Видишь ее? — показал Омар ночному сторожу. — Это Вега. От арабского Ан-наср аль-ваки, что значит Падающий орел. Падать-то он падает, — усмехнулся с горечью Омар, — но никогда не упадет. Никогда! Звезда первой величины. Самая яркая в нашей части неба…

Абул-Хасан Байхаки:

"Омар Хайям был скуп, имел скверный характер".

— Ну, вот и свиделись, ученый друг! — Старый Ораз, красный от ветра, все хлопал и хлопал Омара по спине, не выпуская его из железных объятий. — Вот и свиделись, благодарение богу.

Трое его товарищей привязывали под навесом лошадей.

— Без друзей теперь не поедешь. Разбой. Котел есть? Барана мы с собой захватили, — показал Ораз на животное, которое туркмены снимали с запасной лошади. Он обошел дом и двор, заглянул в кладовку, помрачнел. — Да-а. Маловат для всех нас твой котел. Один живешь?

— Один.

— Как же так?

— Так уж.

— Хор-рошо живешь, грох в горох! Попроси у соседей котел побольше, — кивнул он через ограду.

— Я к ним не хожу.

— Это почему же?

— Там была… отцовская мастерская. Воспоминания разные. Не хочу.

— Ну, и ладно.

Котел притащили с базара. Наелись, напились.

— Ну?

— Я за тобой. Поедешь с нами в Исфахан.

— Зачем? — поразился Омар.

— Визирь требует.

— Требует? Хе! Я, знаешь, не выношу слов «требует», "велит", «приказывает». Хочется в ответ ударить палжой. Он ничего не может у меня требовать. Только просить. Разве я что-нибудь ему должен?

Ораз, угрюмо помолчав:

— В Исфахане… оспа.

— Оспа?! — вскричал Омар, побелев. — Не завез ли ты ее ко мне? Я тут ем с тобой и пью…

— Нет, мы чистые.

— Ну! Она проявляется не сразу. Дней десять-пятнадцать надо выждать.

— Выждали. Нас потому и послали, что мы находились вне столицы, в горах. Приехал визирь, крикнул издалека: "Скачите в Нишапур, пусть Омар приедет как можно скорее". Собирайся, ученый друг. Для тебя запасного коня привели.

— Так и должно было быть, — бормотал Омар сокрушенно. — Так и должно было случиться. Какой у нас нынче год? Ага. Она и приходит обычно зимой. Я знал, я предвидел…

— Ты знал, что в этом году будет оспа? — изумился Ораз.

— Предполагал. Если не оспа, то чума или холера.

— Угадал по звездам?

— По одной звезде, по нашей. Видишь ли, друг: давно замечено, что Солнце не просто светит и греет. У него свой характер, понимаешь? То оно спокойно, то вдруг начинает дико бесноваться.

— Понимаю, — кивнул Ораз. — Хорошо понимаю. Характер у него — чисто твой.

— И происходит с ним это примерно через каждые десять-одиннадцать лет. Со мною — чаще. Но ведь я не Солнце. Я чуть поменьше. И беснуюсь я больше от внешних причин. Оно — от внутренних. Хотя, пожалуй, и на него действуют издалека какие-то огромные космические силы. Уже давно замечено людьми наблюдательными, — продолжал задумчиво Омар, — что огненные бури на Солнце, достигая Земли, вызывают то потоп, то засуху, землетрясения, извержения горячих гор.

— Знаю, — вновь кивнул Ораз. — Если небо окрашено в странный цвет, облака стрельчаты, земля дрожит под ногами, на солнце появились пятна или круги возле него — быть беде…

— Вот; вот! Не случайно, пожалуй, в древних восточных календарях с двенадцатилетним промежутком времени и звериными названиями лет есть годы добрые, есть недобрые.