Заклинание ветра - [23]

Шрифт
Интервал

Вот это вот и задевает.

Это в крови, от природы — беда, значит, решаем все. Все, а не за счёт кого-то одного или ста миллионов.

У нас тоже тут не всё хорошо. Я, например, не понимаю, отчего это геофизика начали пускать в столовую. Геофизика начали пускать, а комаров и собак нет.

Как так? Должна же быть какая-то последовательность в действиях? Эдак скоро сюда навезут геофизиков и под давлением мирового сообщества устроят равноправие. И что тогда? Мы проиграем выборы, а они станут в наших небоскрёбах гадить в лифтовые шахты?!

Прошу понять меня верно — конечно же, я не расист. Не луддит, не суфражист и не мормон. Именно поэтому надо как-то окончательно решать вопрос с геофизиками.

А ещё вокруг ольхового стланика возник какой-то изумрудный подшёрсток, растет чего-то... красиво, да.

Злость — это плохо.

Шумит река, перекатывает валуны.

Так и люди, шумят и перекатывают.

В общем, пока это последнее размышленье о политике.

Очень уж трудно отсюда взвешивать.

Как будто кто-то блеванул на чистый снег. Посмотришь — и совсем неохота анализировать, а вот скулу своротить охота.

А на кой мне сейчас злоба? Она мне и потом-то не нужна, а теперь и вовсе. Вернусь, небось, ещё не поздно будет.

Бог управит.

Смотрите по сторонам.


23 июля

Моим друзьям, тем, кто творит, живым и мёртвым.

Я уже сто раз писал и напишу ещё столько раз, сколько мне покажется необходимым. Беда наша в том, что мир замкнулся. Остались какие-то задворки. Красивые, чистые, безлюдные, но задворки.

Как говорил рыжий слесарь-мизантроп дядя Коля у пункта сдачи посуды на Остоженке — не системообразующие, не влияющие на судьбы мира напрямую.

После этого дядя Коля шел сдавать не принятые Люськой винные бутылки на угол Садового кольца, в гастроном напротив «Берёзки».

А нам бутылки нести некуда.

Именно поэтому Воля снова актуальна как внутреннее состояние человека.

Рано или не слишком поздно концентрация Воли в умах выйдет социальными преобразованиями и в очередной раз сметёт (далее по старым текстам конца XIX и первой половины ХХ веков). Те самые «майданные» технологии сработают против властителей мира, и всё уйдёт на новый кровавый виток.

Это один выход.

Зациклить.

Закуклить ненасытного кадавра глобализации и Одноразовой среды обитания.

Есть и второй выход.

Параллельные миры.

Причём в свободном доступе. Коль скоро вселенная безконечна, то все мы имеем право на обычное человеческое счастье протяжённостью семь-восемь тысяч лет вплоть до открытия разделения труда и мануфактур.

Воля внутри нас есть, нравственные законы пока ещё в наличии, хотя многие «выживальщики» просто, видимо, трясутся от желания сдуть с этого набора пыльцу невинности.

А вокруг такая вот ерунда, простите.

Ну и что прикажете делать, если гады-физики не могут раскрутить шарик наоборот или открыть параллельные миры, открыть и выдать в свободный доступ?

Так понятно что.

Мечтать.

Отсюда и фантастика, которую ошибочно называют эскапической, фантастикой бегства. А она не эскапическая, она гибернативная, выражаясь дворовым языком.

Хороший собеседник сказал бы, что эскапизм — это желание убежать, а гибернация в данном случае — способность к выживанию с помощью торможения процессов своей личной жизни.

То есть фантастика, в которой есть Воля, Родина и оружие, популярна ровно до тех пор, пока человек не смирился с окружающей действительностью. Той действительностью, что своею грязной обыденностью не оставляет времени ни на звёздное небо над головою, ни на нормальную смерть с оружием в руках или с Евангелием за пазухой.

Красную.

На миру которая.

Пока люди читают о других мирах, в которых всё, как надо, не в части достатка, а в части горизонта — до тех пор и можно быть уверенным. Уверенным в том, что хотя мир и замкнулся, замки всё менее надёжны с каждой строчкой, с каждой книгой.

Так что пишите, братцы, вы спасаете нормальный мир и людей. Даёте шанс. Как умеете. Спасибо вам. И не сдавайтесь. Потому, что ремни — это хорошо, но нужны книги. Не знаешь, как помочь?

Пиши. А если пишешь хорошо и бросил, значит опять враг занял нашу траншею, а за спиною у нас — ну, сами знаете. И про звёздное небо, и про детей, и про тот самый, нравственный, пресловутый. Дети любят приключения, а не содомитов, это работает, пока вы пишете. Сколько возможно.

Спасибо, что не сдаётесь.

Всё не зря.


25 июля

К вопросу о творчестве.

У меня это с детства. Нет, я не о способностях.

Я о неумении нарисовать цельную картину.

Отлично получалось выписать лицо, левый глаз, руку, бластер или меч в руке. Но вот пропорции фигуры или объём картины, расстановку…— никогда. Сплошные торсы в древнеегипетской развёртке, нелепые и угловатые.

И ещё я не видел то, что собирался нарисовать.

И это огромная беда. Там делов-то, пять линий, и вот Винни-Пух.

А я рисовал и не видел.

И сейчас не вижу.

Поэтому если вам кажется, что я неплохо пишу, то это всего лишь кажется.

То, что вы читаете — рука или нос, а три страницы текста, и вот уже на вас смотрит слоновий глаз помидорного, как и полагается, цвета. Смотрит прямо с угловатого торса, нелепо насаженного вполоборота на разного размера кривые ноги.


Еще от автора Александр Николаевич Даценко
Заклинание в стиле ампир

Эта книга писалась с 1991 по 2007 год. Она никогда не задумывалась как книга, и ее появление, в общем — то, чудо. Для меня. Это сборник эссе, по которым видно как менялся я, и менялось мое мироощущение на протяжении всех этих лет. Она состоит из двух частей. Эти части не похожи одна на другую, но они — настоящие. Я вообще писал то, что пишется, а не то, что надо бы было написать. Если угодно, это куски моей жизни. Моего понимания того, что происходило со мною и Миром вокруг меня. Понимание, не оформленное в четкие умозаключения.


Рекомендуем почитать
Твоя улыбка

О книге: Грег пытается бороться со своими недостатками, но каждый раз отчаивается и понимает, что он не сможет изменить свою жизнь, что не сможет избавиться от всех проблем, которые внезапно опускаются на его плечи; но как только он встречает Адели, он понимает, что жить — это не так уж и сложно, но прошлое всегда остается с человеком…


Поезд приходит в город N

Этот сборник рассказов понравится тем, кто развлекает себя в дороге, придумывая истории про случайных попутчиков. Здесь эти истории записаны аккуратно и тщательно. Но кажется, герои к такой документалистике не были готовы — никто не успел припрятать свои странности и выглядеть солидно и понятно. Фрагменты жизни совершенно разных людей мелькают как населенные пункты за окном. Может быть, на одной из станций вы увидите и себя.


Котик Фридович

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Подлива. Судьба офицера

В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.


Записки босоногого путешественника

С Владимиром мы познакомились в Мурманске. Он ехал в автобусе, с большим рюкзаком и… босой. Люди с интересом поглядывали на необычного пассажира, но начать разговор не решались. Мы первыми нарушили молчание: «Простите, а это Вы, тот самый путешественник, который путешествует без обуви?». Он для верности оглядел себя и утвердительно кивнул: «Да, это я». Поразили его глаза и улыбка, очень добрые, будто взглянул на тебя ангел с иконы… Панфилова Екатерина, редактор.


Серые полосы

«В этой книге я не пытаюсь ставить вопрос о том, что такое лирика вообще, просто стихи, душа и струны. Не стоит делить жизнь только на две части».