Закатные гарики. Обгусевшие лебеди - [13]

апостольства от похуизма.

541

Купаю уши в мифах и парашах,

никак и никому не возражая;

еще среди живых немало наших,

но музыка вокруг – уже чужая.

542

Как только жить нам надоест,

и Бог не против,

Он ускоряет нам разъезд

души и плоти.

543

Любой, повсюду и всегда

чтоб не распался коллектив,

на вольный дух нужна узда,

на вольный ум – презерватив.

544

Я мир осязал без перчаток

при свете, во тьме и на дне,

и крыльев моих отпечаток

не раз я оставил в гавне.

545

У жизни множество утех

есть за любыми поворотами,

и не прощает Бог лишь тех,

кто пренебрег Его щедротами.

546

Где б теперь ни жили, с нами навсегда

многовековая русская беда.

547

Старик не просто жить устал,

но более того:

ему воздвигли пьедестал —

он ебнулся с него.

548

Заметил я порок врожденный

у многих творческих людей:

кипит их разум поврежденный

от явно свихнутых идей.

549

Всего на свете мне таинственней,

что наши вывихи ума

порой бывают ближе к истине,

чем эта истина сама.

550

Прогнозы тем лишь интересны,

что вместо них текут сюрпризы,

ведь даже Богу не известны

Его грядущие капризы.

551

Я принес из синагоги

вечной мудрости слова:

если на ночь вымыть ноги,

утром чище голова.

552

Сопровождает запах пиршества

мои по жизни прегрешения,

я слабый тип: люблю излишества

намного больше, чем лишения.

553

Ешьте много, ешьте мало,

но являйте гуманизм

и не суйте что попало

в безответный организм.

554

Нахожусь я в немом изумлении,

осознав, как убого живу,

ибо только в одном направлении

я по жизни все время плыву.

555

Бог часто ищет утешения,

вращая глобус мироздания

и в душах пафос разрушения

сменяя бредом созидания.

556

Я знавал не одно приключение,

но они мне не дали того,

что несло и несет заключение

в одиночке себя самого.

557

Нет, я пока не знаю – чей,

но принимаю как подарок,

что между пламенных свечей

еще чадит и мой огарок.

558

Давно уж качусь я со склона,

а глажу – наивней мальчишки —

тугое и нежное лоно

любой подвернувшейся книжки.

559

Писал, играл, кутил,

моя и жизни связь

калилась на огне

и мочена в вине,

но вдруг я ощутил,

угрюмо удивясь,

что колокол во мне

звонит уже по мне.

560

У Бога (как мы ни зови

бесплотный образ без одежды)

есть вера в нас, но нет любви,

а потому и нет надежды.

561

Успеха и славы венок

тяжелой печалью прострочен:

и раньше ты был одинок,

теперь ты еще одиноче.

562

По-прежнему живя легко и праздно,

я начал ощущать острей гораздо,

что время, приближаясь к вечной ночи,

становится прозрачней и короче.

563

Время – лучший лекарь, это верно,

время при любой беде поможет,

только исцеляет очень скверно:

мы чуть позже гибнем от него же.

564

На время и Бога в обиде

я думаю часто под вечер,

что те, кого хочется видеть,

не здесь уже ждут нашей встречи.

565

Все то же и за тридевять земель:

кишение по мелочной заботе,

хмельные пересуды пустомель,

блудливое почтение к работе.

566

Развил я важное умение,

судьбе сулящее удачу:

я о себе имею мнение,

но от себя его я прячу.

567

Покоем обманчиво вея,

предательски время течет,

привычка нас держит сильнее,

чем держат любовь и расчет.

568

Ветрами времени хранимо,

вплетаясь в каждое дыхание,

течет по воздуху незримо

моей души благоухание.

569

Весьма, конечно, старость ощутима,

но ценным я рецептом обеспечен:

изношенной душе необходима

поливка алкоголем каждый вечер.

570

Былое – мелкие цветочки

на фоне будущей поры,

куда мы все в огромной бочке

бесшумно катимся с горы.

571

Кипят амбиции, апломбы,

пекутся пакты и процессы,

и тихо-тихо всюду бомбы

лежат, как спящие принцессы.

572

В соседстве с лихим окаянством

отрадно остаться изгоем,

то сном наслаждаясь, то пьянством,

то книжным беспутным запоем.

573

Как зоопарковый медведь,

растленный негою дремотной,

уже не в силах я взреветь

с отвагой ярости животной.

574

Пока течет и длится срок,

меняя краски увядания,

мой незначительный мирок

мне интересней мироздания.

575

Печалью душу веселя,

в журналах той эпохи нищей

люблю хлебнуть я киселя,

который был высокой пищей.

576

Не знаю, что в небесных высях

и что в заоблачных полях,

а тут – запутался я в мыслях,

как раньше путался в соплях.

577

Раскрылись выходы и входы,

но волю выдали снаружи,

и равнодушие свободы

нам тяжелее лютой стужи.

578

Входя на сцену из кулис,

горя огнем актерской страсти,

смотрю на зал я сверху вниз,

хотя в его я полной власти.

579

Повсюду, где случалось поселиться —

а были очень разные места, —

встречал я одинаковые лица,

их явно Бог лепил, когда устал.

580

Давно уже я понял непреложно

устройство созидательного рвения:

безденежье (когда не безнадежно) —

могучая пружина вдохновения.

581

При сильно лихой непогоде

тревожится дух мой еврейский,

в его генетическом коде

ковчег возникает библейский.

582

Блажен, кто истов и суров,

творя свою бурду,

кто издает могучий рев

на холостом ходу.

583

Езжу я по свету чаще, дальше,

все мои скитания случайны,

только мне нигде уже, как раньше,

голову не кружит запах тайны.

584

Источник ранней смерти крайне прост:

мы нервы треплем – ради, чтобы, для —

и скрытые недуги в бурный рост

пускаются, корнями шевеля.

585

Не зря из мужиков сочится стон

и жалобы, что жребий их жесток:

застенчивый досвадебный бутон

в махровый распускается цветок.

586

Только что вставая с четверенек,

мы уже кусаем удила,

многие готовы ради денег

делать даже добрые дела.

587

Опыт не улучшил никого;

те, кого улучшил, врут безбожно;