Закат викинга - [37]

Харальд, стоя лицом к лицу с алгонкином в меховом уборе, успешно отражал его удары, но вдруг боковым зрением уловил, как молодой викинг Улаф Миклофссон приняв удар на древко поднятой с земли чьей-то пики, высоко подняв ногу, так ударил абнака в грудь, что тот мгновенно рухнул навзничь, а подоспевший беотук пронзил его насквозь своим копальным ножом. Но тут же Улафу был нанесен удар в шею другим абнаком, прорвавшимся сквозь толпу низкорослых болотных людей.

– Встаньте спина к спине, краснокожие друзья! – призвал Харальд. – Тогда они не смогут прорваться.

Рослый алгонкин завопил:

– Белые собаки – трусы!

Он нацелил длинную острую пику Харальду в плечо.

– Эй, приятель, целься левее! – подначил его Харальд. Покачнувшись от удара, он сам нанес алгонкину удар сбоку. Острая пика вонзилась врагу прямо под ребра.

Алгонкин завалился вбок, увлекая за собой пику Харальда, древко которой было влажным от пота и крови. Харальд торопливо наклонился и выхватил из холодеющей руки вражеского воина его боевой топор.

– Это обмен, а не кража, приятель! – сказал он мрачно, и тут же обернулся, чтобы отразить удар соплеменника убитого.

Груммох, наблюдавший всю эту сцену, пробормотал:

– Когда я вернусь домой к своему фьорду, я стану рассказывать встречному и поперечному, что Харальд Сигурдссон такой хороший торговец, что даже на поле битвы раскладывает свой прилавок.

Слова Груммоха звучали слегка презрительно, но Харальд обратил их в шутку, как и положено настоящему воину в разгар битвы.

– А я думаю, – сказал он, – что Груммоху пристало назначить большую цену за свою удачу. Не то враги его дешево отделываются, уползая всего-навсего с поломанной рукой или пробитой башкой!

Груммоху и на самом деле приходилось так туго, что кое-кто спасался недобитым, не получив смертельного удара, которыми он обычно награждал противника.

В тот момент, когда Харальд произносил эти слова, на Груммоха сразу напали трое краснокожих, размахивая ножами и чуть ли не вонзая их друг в друга в жажде поскорее сразить великана.

Харальд подскочил к ним и разрубил топором двоих, не успели они и глазом моргнуть. Третий, увидев, что он остался один против двух белых воинов, сжался в комок и покатился с холма, надеясь укрыться в безопасном месте.

Викинги рассмеялись и похлопали друг друга по плечам. Груммох остановился перевести дух и поднял с земли самый большой из ножей, оставленных на поле боя краснокожим воином.

– Теперь мы хорошо вооружены против всех, кому заблагорассудится на нас напасть, – сказал он. – И спасибо тебе, брат, за совет хорошенечко поторговаться. Раньше мне никогда не приходило в голову торговать оружием во время битвы, твои слова прозвучали вовремя.

– Я всегда рад подать дружеский совет, – отозвался Харальд.

Груммох махнул рукой, туда, где колебалось море черных голов.

– Посмотри туда! Вон там, позади толпы – Хеоме и Кнут Ульфссон. А я-то все гадал, когда мы их снова увидим вместе!

Хеоме бил в плоский барабан своими искалеченными руками, потому что пальцы его не могли удержать барабанные палочки. Звуки, которые он извлекал из туго натянутой оленьей кожи, неслись над усеянной трупами землей, как шепот самой смерти.

Кнут Ульфссон к этому времен содрал с себя всю одежду. Он мотал головой в такт барабану, точно боевой жеребец, которого как не держи, все равно кинется в самую гущу битвы. Его косы, которые вообще-то были светло-русыми, сейчас окрасились алой кровью, и, затвердев, торчали во все стороны. В правой руке он сжимал длинный железный боевой топор, который принес с корабля, а в левой – щит, каким обычно пользуются краснокожие: деревянный круг, обтянутый кожей бизона, с каймой из гусиного пуха.

Груммох заметил с горечью:

– Не пристало викингу сражаться против друзей и соратников. Этот парень опьянен не только маисовым пивом. Его пьянит жажда славы и почета у алгонкинов! Кажется, ему захотелось стать их боевым вождем после сегодняшней битвы.

– После сегодняшней битвы Кнут Ульфссон будет коченеть на этом холме. Это я тебе обещаю, а о таких вещах я никогда не говорю попусту.

Груммох, чьи руки по локоть были красны от крови, а по лицу ручьями текли кровь и пот, завопил пронзительным голосом:

– Кнут Ульфссон, приглашаю тебя повеселиться! Иди сюда, как настоящий мужчина, и мы с тобой вместе станцуем, друг сердечный!

Кнут обвел все вокруг невидящим взглядом и крикнул, ни к кому не обращаясь и сотрясая голубой утренний воздух:

– Я – Локи, я краснокожий Локи! Калечный Хед бьет в барабан в мою честь! Гордый Бальдр мертв! Я не откликаюсь на приглашения смертных!

– Бедняга совсем сбрендил, – сказал Харальд. – Он такой же сумасшедший, как и тот калечный краснокожий, из-за которого разгорелась эта битва.

И, возвысив голос, он крикнул:

– Кнут Ульфссон, крошка, Харальд Сигурдссон приказывает тебе! Поднимись на холм и покажи, что ты еще помнишь из боевых приемов. Не забывай, это Харальд научил тебя всему, что ты умеешь. Он учил тебя на пастбище за деревенскими помойками!

У Кнута Ульфссона вдруг начали заплетаться ноги. Показалось даже, что берсерк вот-вот упадет, потом он затряс выпачканной в крови головой, точно впавшая в истерику девка, когда ей уже все равно, кто на нее смотрит.