Закат и падение Римской империи. Том 4 - [62]

рабов, с достаточной ясностью доказывают, что число этих рабов было гораздо менее значительно, чем число иностранцев и пленников, утративших свою свободу или поступивших во власть нового господина вследствие случайностей войны. Когда время и религия смягчили свирепый характер англосаксов, законы стали поощрять частое отпущение рабов на волю, а те из их подданных, которые были родом валлийцы или кембрийцы, занимали почтенное положение вольных людей низшего разряда, владели землями и пользовались всеми правами гражданского общества. Такое человеколюбивое обхождение могло обеспечить им преданность дикого народа, который жил на границах Валлиса и Корнваллиса и над которым они незадолго перед тем утвердили свое владычество. Законодатель Вессекса, мудрый Ина, связал оба народа узами внутреннего единения, и мы можем отметить тот факт, что четыре британских лорда из Сомерсетшира занимали почетные должности при дворе саксонского монарха.

Сохранившие свою независимость бриты, как кажется, снова впали в свое первобытное варварство, из которого их высвободили не вполне. Будучи отделены своими врагами от остального человеческого рода, они скоро сделались предметом скандала и отвращения для всего католического мира. Христианская религия еще исповедовалась среди гор Валлиса, но и в том, что касалось формы возведения в духовное звание, и в том, что касалось дня празднования Пасхи, эти грубые отщепенцы упорно сопротивлялись повелительным требованиям римских первосвященников. Латинский язык мало-помалу вышел из употребления, и бриты лишились тех искусств и знаний, с которыми Италия познакомила своих новообращенных саксов. В Валлисе и Арморике национальный идиом Запада - кельтский язык сохранился и распространился, а барды, которые были в древности товарищами Друидов, пользовались даже в шестнадцатом столетии покровительством законов Елизаветы. Их начальник, занимавший почетное место при дворе в Пенгверне, Аберфро или Кемартене, сопровождал королевских служителей на войну; воспевая перед фронтом армии права бритов на владычество, он внушал им мужество и оправдывал их хищнические подвиги, а после победы требовал в награду за свое пение лучшую из захваченных у неприятеля телок. Подчиненные ему барды, преподававшие и изучавшие вокальную и инструментальную музыку, посещали в своих округах и королевские, и дворянские, и плебейские дома и своими назойливыми требованиями увеличивали бедность народа, который уже и без того был доведен жадностью духовенства до нищеты. Их ранги и достоинства определялись на торжественных состязаниях, а общая уверенность, что они вдохновлялись свыше, воспламеняла и воображение этих поэтов, и воображение их слушателей. Оконечности Галлии и Британии, служившие последним убежищем для кельтской свободы, были годны не столько для земледелия, сколько для пастбищ; богатство бритов заключалось в их стадах крупного и мелкого скота; молоко и мясо были их обыкновенной пищей, а хлеб считался за роскошь, от которой они иногда добровольно отказывались. Стремление к свободе населило горы Валлиса и болота Арморики; но их многолюдность приписывалась, из зложелательства, безнравственной привычке к многоженству, и, если верить рассказам, в доме каждого из этих распутных варваров жило по десяти жен и по нескольку десятков детей. Они были вспыльчивого и раздражительного характера, отличались смелостью и на деле, и на словах, и так как они не были знакомы с тем, что служит украшением мирной жизни, то удовлетворяли свои страсти внешними и внутренними войнами. Кавалерия из Арморики, копьеносцы из Гвента и стрелки из Мерионета были одинаково страшны для врагов; но, по своей бедности, они редко были в состоянии добыть щиты или шлемы; к тому же это неудобное бремя было бы помехой для быстроты и ловкости их прихотливых эволюций. Один из греческих императоров просил, из любознательности, одного из величайших английских монархов доставить ему сведения о положении Британии, и Генрих II сообщил ему, на основании собственного опыта, что в Валлисе жила раса людей, не боявшихся голыми нападать на одетых в броню неприятелей.

Происшедший в Британии переворот сузил не только сферу римского владычества, но и сферу знаний. Туман невежества, прояснившийся благодаря открытиям финикиян и совершенно рассеявшийся благодаря военным подвигам Цезаря, снова сгустился над берегами Атлантического океана, и бывшая римская провинция снова исчезла в массе островов, о которых ходили баснословные рассказы. Лет через полтораста после царствования Гонория самый серьезный из историков того времени описывал чудеса далекого острова, восточная часть которого отделена от западной старинной стеной, составляющей рубеж между жизнью и смертью или, гораздо вернее, между истиной и вымыслом. "Восточная сторона, - говорит он, - представляет красивую местность, населенную цивилизованным народом: в ней воздух здоровый, вода чистая и в большом количестве, а земля регулярно приносит хорошую жатву. На западе, по ту сторону стены, воздух наполнен заразительными испарениями, земля покрыта змеями, и эта мрачная пустыня служит жилищем для душ усопших, перевозимых туда с противоположного берега на настоящих гребных судах живыми гребцами. Несколько рыбацких семейств, состоящих во французском подданстве, освобождены от налогов в вознаграждение за таинственную службу, которую несут эти морские Хароны. Они поочередно дожидаются, чтобы наступила полночь, слышат голоса и даже имена теней, понимают, какое значение имеет каждая из них, и подчиняются влиянию какой-то неизвестной им и непреодолимой силы". Вслед за этими фантастическими грезами мы с удивлением читаем, что этот остров называется Brittia, что он лежит посреди океана напротив устьев Рейна и менее нежели в тридцати милях от континента, что он находится во владении трех племен - фризов, англов и бритов и что в Константинополе видели нескольких англов в свите французских послов. Может быть, от этих послов Прокопий узнал об одном странном и неправдоподобном происшествии, в котором обнаружилась не столько чувствительность одной английской героини, сколько ее храбрость. Она была помолвлена за Радигера, короля германского племени варнов, которое жило между берегами океана и берегами Рейна; но вероломный любовник предпочел, из политических расчетов, жениться на вдове своего отца, которая была сестрой короля франков Феодеберта. Вместо того чтобы оплакивать свой позор, покинутая принцесса англов отомстила за него. Ее воинственные подданные, как рассказывают, не только не умели сражаться верхом на конях, но даже никогда не видывали таких животных; но она не побоялась направиться от берегов Британии к устьям Рейна с флотом из четырехсот кораблей и с армией из ста тысяч человек. Разбитый в сражении и взятый в плен Радигер просил пощады у своей победоносной невесты, которая великодушно простила его, отослала свою соперницу и заставила короля варнов честно и верно исполнять обязанности супруга.