Закат - [97]

– Ну же, доктор Гудвезер. Вы ведь много дней не видели такой пищи. И не беспокойтесь о том, что с ней «поработали» – подмешали яду или наркотиков. Если бы я захотел, чтобы вы были мертвы, господин Фицуильям, присутствующий здесь, позаботился бы об этом очень споро и сам насладился бы вашим обедом.

Однако Эф на самом деле смотрел вовсе не на еду, а на разложенные перед ним столовые приборы.

Он схватил нож из серебра высшей пробы и поднял его так, чтобы на нем заиграл свет.

– Да, это серебро, – подтвердил Палмер. – Сегодня вечером – никаких вампиров.

Эф взял вилку и, не отрывая взора от Палмера, принялся за рыбу. Он старался не производить шума, но наручники все равно тихонько позвякивали. Палмер тоже не сводил с него глаз. Вот Эф отделил кусочек, поднес ко рту, прожевал. Сочная рыба просто взорвалась на его сухом языке нежнейшим вкусом, а желудок заурчал от предвкушения.

– Уже несколько десятилетий я не принимаю пищу через рот, – сказал Палмер. – Приходя в себя после многочисленных хирургических операций, я раз за разом отучался от поедания пищи. В сущности, потерять вкус к еде, оказывается, удивительно легкое дело.

Он замолчал, наблюдая, как Эф пережевывает и глотает пищу.

– Когда смотришь со стороны, спустя какое-то время простой акт поедания пищи обретает совсем уже звериные черты. По сути, становится не более чем гротеском. Все равно что смотреть на кошку, пожирающую мертвую птичку. Пищеварительный тракт «рот-глотка-желудок» – это такой грубый путь к насыщению… Такой примитивный…

– Мы все для вас – просто животные? – усмехнулся Эф.

– «Потребители» – вот более приемлемый термин. Но в принципе, конечно, животные. Мы, сверхкласс, давно взяли в свои руки базисные человеческие устремления и, эксплуатируя их, сами продвинулись далеко вперед. Мы обратили в деньги человеческое потребление, мы долго манипулировали моралью и законами, управляя массами посредством страха или ненависти, и в процессе сумели создать систему обогащения и вознаграждений, которая позволила сконцентрировать огромные ресурсы, большую часть мировых сокровищ в руках немногих избранных. Полагаю, на протяжении двух тысячелетий эта система работала вполне прилично. Однако все хорошее рано или поздно заканчивается. На примере последнего краха фондового рынка вы могли видеть, как мы сами довели дело до этой неизбежной, но казавшейся невозможной катастрофы. Деньги, выращенные на деньгах, которые в свою очередь были выращены на деньгах… Остается только один выбор. Либо полный и окончательный коллапс, что, разумеется, никого не привлекает, либо самые богатые жмут на педаль газа до упора и приходят к финишу первыми, то есть забирают все. И вот мы там, где мы есть.

– Это вы привезли сюда Владыку, – сказал Эф. – Вы устроили его перелет на том самолете.

– Да, действительно. Но послушайте, доктор, последние десять лет я был столь поглощен режиссурой этого представления, что рассказывать вам о нем во всех подробностях было бы, честно говоря, напрасной тратой моих последних часов. Если вы, конечно, не возражаете.

– Вы распродаете род человеческий, чтобы купить вечную жизнь в качестве вампира?

Палмер сложил руки словно бы в молитвенном жесте, но на самом деле он всего лишь потер ладони, чтобы немного их согреть.

– Вам известно, что этот самый остров, на котором мы с вами находимся, когда-то давал приют такому же количеству видов животных и растений, какое ныне насчитывается в Йеллоустонском национальном парке?

– Нет, не известно. И что же получается? Мы, люди, допрыгались и теперь должны получить по заслугам, так вас следует понимать?

Палмер тихо рассмеялся:

– Нет-нет. Дело вовсе не в этом. То, что вы говорите, звучит слишком уж моралистично. Любой доминантный вид опустошил бы эту землю с равным, если не с большим, энтузиазмом. Я хочу лишь сказать, что земле нет до этого никакого дела. И небу до этого никакого дела нет. И планете нет никакого дела. Вся система структурирована таким образом, что за долгим и нудным распадом с неизбежностью следует возрождение. Почему вы так цепляетесь за свое драгоценное человечество? Вы ведь чувствуете уже, что оно ускользает от вас, прямо в эти минуты. Вы разваливаетесь буквально на глазах. Неужели это ощущение настолько болезненно?

Эф вспомнил – теперь он почувствовал от этого острый укол стыда – ту апатию, которая охватила его после ареста, когда он сидел в опросной комнате резиденции ФБР. Он с отвращением посмотрел на предложенный ему коктейль – Палмер все еще ожидал, что Эф выпьет его.

– Самым разумным ходом с вашей стороны было бы заключить сделку, – продолжил Палмер.

– Мне нечего предложить, – сказал Эф.

Палмер помолчал, размышляя над услышанным.

– Именно поэтому вы продолжаете сопротивляться?

– Отчасти. Почему все веселье должно достаться лишь таким, как вы?

Палмер резко убрал руки на подлокотники кресла – с такой решительностью, словно у него только сейчас открылись глаза.

– Это все мифы. Кино, книги, легенды… Они просто впечатались в сознание, укоренились в памяти. Те развлечения, что мы вам продавали… подразумевалось, что они должны успокаивать вас, примирять с действительностью. Все было задумано так, чтобы вы оставались в повиновении, но продолжали мечтать. Желать нового. Надеяться. Жаждать большего. Все, что угодно, лишь бы поменьше чувствовали себя животными, лишь бы отвлекли свое внимание от этого ощущения и обратили бы его на вымыслы, рассказывающие вам о существовании, наполненном куда как большим смыслом… о высшем предназначении. – Палмер опять улыбнулся. – О чем-то, что лежит за пределами привычного цикла «рождение – воспроизводство – смерть».