Закат Америки. Впереди Средневековье - [55]

Даже на Западе люди нашли переход от культуры аграрной к постаграрной весьма тяжким испытанием, а многие испытывают болезненное чувство по сей день. Но так или иначе западный человек модернизировался в собственном темпе и в соответствии с собственной программой. Это роскошь, которой были лишены европейские колонии за исключением — частичным — Гонконга. В Европе и в Америке модернизация сопровождалась расширением автономии личности и инновациями. В колониях ей сопутствовали утрата автономии и навязанная имитация западного поведения, обустройства и жизненных целей.

Рывки, привнесённые в неподготовленные аграрные общества западными империями и позднее их объединёнными учреждениями вроде Всемирного банка, ВТО и Международного валютного фонда, уже породили новое Средневековье. В особенности это проявилось в африканских странах, таких как Руанда, Либерия, Конго (Заир), Сьерра-Леоне и Зимбабве, а также в Камбодже (Кампучии) и Бирме (Мьянме). Две последние были вполне стабильны и относительно процветали в своём статусе аграрных культур. Даже казалось, что они довольно гладко адаптировались к французскому и британскому господству соответственно. Затем обе погрузились в постколониальный ужас.

Современный мир представляет собой поразительную мозаику, составленную из культур-победителей; групп, погруженных в старое или новое Средневековье; групп, пытающихся выбраться из порочной спирали, тянущей их вниз; остатков доаграрных культур; обломков рухнувших империй. Даже внутри одной страны существует такая мозаика из культур современных, архаичных и средневековых.

Группы людей, к которым относятся снисходительно, над бессилием и глупостью которых принято потешаться, нередко (возможно, что всегда) представляют собой средневековые популяции. Они «заторможены» тем, что их идентичность и их культура приписаны к своего рода чистилищу. Я знавала такой островок в 1930-е годы — в богом забытом месте Аппалачских гор, в Северной Каролине. Жители этих мест утратили родовую память. Возможно, что это произошло из-за медленного накопления неадекватности к окружению. Перебравшись в горы, где они обрекли себя на изоляцию, эти люди утратили многие из умений, которые их предки привезли из Европы и с восточного побережья США. Они не были ни глупы, ни беспомощны. Да и их архаичность была не вполне последовательной: они изготовляли на продажу соломенные шляпы, метлы, английские булавки и вязали так называемые сьюксы (по имени индейского племени). Получив помощь извне, они восстановили утерянные умения. А с возвращением ранее переехавших в другие места (и их сбережений) часть этих людей обрела новый интерес к будущему и его возможностям.

Северный Лондейл, о котором мы говорили раньше, представляет собой фрагмент городской мозаики, где жители глубоко погрузились в новое Средневековье. Они оказались не в состоянии сохранить хотя бы примитивные элементы социальной жизни. Северный Лондейл и вся чикагская мозаика отнюдь не исключение в западных городах. Наш вид весьма вынослив, но индивиды и целые группы, впавшие в большое или малое средневековье, нуждаются в помощи и времени, чтобы восстановиться.

Жертвы Средневековья, особенно когда они изолированы в пространстве или в социальной среде, нередко не в силах выбраться из своего состояния, даже если их число не так уж мало. Между нами и нашими пращурами пролегли пропасти утраты памяти. До сих пор не утихают споры вокруг того, были ли эти пращуры робкими подбирателями крошек, остававшихся им от гиен, или сами они были отважными хищниками — память об этом исчезла. Не утихли споры и вокруг того, всегда ли женщины трактовались мужчинами как существа второго разряда — и об этом не сохранилась память. Даже обладавшие письменностью культуры вроде минойской и сменившей её микенской остаются таинственными. Это достойно сожаления, так как минойское искусство донесло до нас чувство радости, следование моде, игры с быком, женщин, которые выглядят достаточно независимо. Но все это ушло, оставив после себя все ещё не расшифрованные надписи, несколько дюжин печатей для букв или целых слов и следы жизнерадостности в произведениях искусства. Мы даже не знаем точно, было ли письмо тех, кто их завоевал и кто тоже канул в Лету Средневековья, прямым предком греческого алфавита — достижения, косвенным образом связанного и с нашим письмом.

Древние греки, как и древние иудеи и другие группы людей с их историями о происхождении от божественных предков, сохранили мифы, в которых видны сожаления по поводу исчезнувшего золотого века. Немало исчезло веков, которые можно было счесть золотыми сравнительно с тем, что наступало вслед за ними.

В каждый момент времени трудно определить, какие силы находятся на восходящей линии: силы жизни или силы смерти. Можно ли счесть расползание пригородов с пустой растратой земель и уничтожением соседских сообществ знаком упадка? И можно ли счесть сигналом жизнеспособности и приспособляемости североамериканской культуры подъем интереса к средствам преодоления такого расползания? Пока что правдой может оказаться как первое, так и второе.